Последний тамплиер

— Я стараюсь для тех, кто придет на эту землю после нас. Тогда уже не будет ни вас, ни меня. Даже ваше имя забудут, а уж мое и подавно. Людям однажды понадобится кто-то, кто приготовит землю для Второго Пришествия Христа. И тогда этот кто-то, которого евангелист Иоанн называет Избавителем, проявит себя и явится миру во всем своем великолепии, подготовив землю к приходу Спасителя… Так будет, люди не могут бесконечно страдать, делиться на плохих и хороших, на слуг и господ. Мы все рождаемся одинаковыми, сир, и все однажды становимся прахом. На земле однажды должен воцариться Рай. И он воцарится, теперь я в этом уверен.

— Значит я прав. То, что ты скрываешь — есть некий документ, подтверждающий твои исключительные права на что-то. И ты, воспользовавшись этим чем-то, осуществил в своем лене то, что однажды должно случиться везде, в каждом государстве. Это хуже чумы. Это невозможно вытравить из людей, потому что оно заложено в их душах. Я разгадал тебя, граф. Я только что осознал страшную вещь — ты победил, независимо от того, будешь ли ты казнен, или получишь от меня помилование. Как далеко расползлась твоя зараза, насколько это опасно для меня, для Бургундии, Франции? Какая крыса разносит ее?

— Я не знаю, что вам ответить, сир. То, что вы называете заразой, давно уже не принадлежит моей власти.

— Но на мой век что-то останется, я умру в своей постели, герцогом, или же мне отрубит голову грязный простолюдин?

— Все будет зависеть от вас. Только помните — стадо послушнее идет за тем, кто играет на дудочке впереди, чем повинуясь кнуту того, кто стоит сзади. У вас достаточно копий и стрел, на ваш век хватит.

— Старший Дознаватель говорил вам о Палестине?

— Говорил, сир.

— Это была моя идея. Должен признать, что я жестоко ошибался. Таких, как вы, нельзя миловать. Вас надо жечь каленым железом, как самую страшную язву на теле власти.

— Я знаю, сир, что умру. Я понял это еще на пиру в честь вашей коронации, просчитав, во что выльется мое выступление против ле Брея. Все эти годы я доблестно ловил ваших шпионов, которых вы посылали, чтобы убить меня. Наконец, ваше терпение лопнуло и вы пришли сами.

— До сей минуты, Жак ла Мот, я очень хотел тебя убить. Но, сейчас вынужден признать, что ты еще поживешь. Я должен помыслить над твоими словами. В тебе есть что-то, чего я не понимаю. Если я тебя сейчас казню, то кто ответит мне на вопросы? Поэтому, ты еще поживешь.

— Вы исполните то, что обещали мне, сир? — спросил я герцога, когда он выходил из шатра.

— Исполню, — ответил он.

Я остался один. Я недоумевал, что произойдет дальше, подспудно опасаясь какой-нибудь каверзы. Но…

Вначале пришел человек с молотом, зубилом и переносной наковальней. Он снял с меня кандалы. Потом в шатре появились шесть женщин, молодых и красивых. Слуги принесли большую лохань с водой, куда эти женщины перенесли меня, предварительно раздев. В воду добавили пахучие масла и целебные травы. Вскоре боль в израненных суставах стала понемногу стихать. Женщины терли мое тело нежнейшими мочалками, какие использовались на востоке и добывались со дня моря, умащивали кожу бальзамами, состригали отросшие волосы и ногти. Потом слуги принесли другую лохань, в которую я был перенесен женщинами и корзины, полные яств, среди которых я с удивлением обнаружил многие известные на востоке, но незнакомые в этих местах. Мне налили кубок черного сирийского вина, густого, как смола и ароматного, как благовоние. Потом меня вынули из лохани, отерли влагу льняными платами и уложили на восточную кушетку, на нежнейшие простыни из отборного льна. Женщины кормили меня с рук и ласкали тело влажными, алыми губами. Наполненный негой, я уснул, а когда вечером проснулся, был вновь накормлен одалисками, и вновь они принялись ласкать меня, сменяя одна другую.

Утоленный любовными ласками, я снова уснул.