Теперь, сидя за столом с покрасневшими глазами, она видела перед собой внушительную гору книг — часть куплена за свой счет, другие из солидной институтской библиотеки. То и дело ее осеняла очередная идея, и Тесс вихрем врывалась в поисковую систему Интернета, благословляя «Google» за сэкономленные часы и проклиная технику, когда та отказывалась выдавать заказанную информацию.
Пока проклятия преобладали.
Тесс отвернулась от стола и выглянула в окно, потирая усталые глаза. Тени под деревьями сложились в странный узор. Она видела, как в тумане. Тесс сдалась. Надо передохнуть. Не упомнишь, когда приходилось ей столько прочитать за такое короткое время. Одно-единственное слово стоит перед глазами, хотя она так и не нашла его в Сети: «Фонсалис».
Глядя в темноту, она искала взглядом старую иву, самую высокую в саду. Вот она: темные ветви качаются от вечернего ветерка и резко выделяются в свете фонарей за каменной оградой.
Она взглянула на каменную скамью под деревом. Трудно представить в городе такой уголок идиллической тишины. Хотелось выйти наружу, свернуться на скамье и заснуть на целые сутки.
И тут что-то блеснуло в памяти.
Смутное воспоминание.
Тесс представила медную табличку у корней ивы. Она сотни раз читала надпись на ней.
Дерево было торжественно высажено пятьдесят лет назад благотворителем армянином — спонсором института. Он привез иву из своей родной деревушки, в память об отце, погибшем вместе с двумястами другими армянскими учеными и старейшинами в первые дни геноцида 1915 года. Министр внутренних дел Турции хвалился тогда, что они нанесут армянскому народу «такой удар, от которого те не оправятся полвека». Слова его оказались трагическим пророчеством: армянская нация переживала одну трагедию за другой — темную эпоху, протянувшуюся почти до наших дней.
И плакучая ива была избрана символом скорби. Эти деревья сажали на кладбищах, протянувшихся от Европы до Китая. Этот символ был известен со времен Ветхого Завета: когда Давид взял в жены Батшебу, два ангела явились возвестить ему о его грехе. И тогда он пал наземь и лил горькие слезы раскаяния сорок дней и сорок ночей. За эти сорок дней он выплакал все слезы, сколько скопилось их у рода людского в оплакивание своих грехов до самого Судного дня. Две реки слез потекли по его саду, и выросли два дерева: ладанное, вечно источающее слезы печали, и плакучая ива с поникшими от горя ветвями.
Перед глазами Тесс встала надпись на медной табличке под деревом. Помнится, дерево относилось к роду Vitisalix.
И дальше латинское название вида собственно плакучих ив.
Salix Babylonica.
Оно все время было прямо перед носом.
ГЛАВА 50
На следующее утро Рейли с Апаро повисли на телефонах в кабинете на Федеральной площади. Рейли держал связь с Хендриком. Хороших вестей не было. Умники в шифровальном отделе от запроса о Фонсалисе оторопели. Хендрик предупредил, что быстрого результата ждать не стоит. Звонки знакомым экспертам по всему свету ничего не дали, а электронные средства поиска давно себя исчерпали. Теперь аналитики перешли к традиционным способам: обложились томами литературы в поисках любого упоминания о местонахождении могилы.
Рейли тяжело вздохнул.
Апаро, заканчивавший разговор, бросил угрюмый взгляд через стол. По его лицу Рейли понял, что новости не только дурные, но и срочные. Апаро сразу же подтвердил его догадку. Ранним утром в переулке у многоквартирного здания в Куинсе, в квартале Астория, был найден труп мужчины. В крови обнаружены следы лидокаина, на шее — характерные следы от уколов. Имя убитого — Митч Эдисон.
Рейли с возрастающим беспокойством чувствовал, как нити одна за другой выскальзывают из рук.
— Как он умер?
— Упал с крыши. Упал, спрыгнул, столкнули — выбирай на вкус.
Рейли облокотился на стол, устало потер глаза.
— Трое из четверых. Остался один. Вопрос: объявится ли он со следом иглы на шее… или он уже на полпути к Европе?
Он обвел глазами помещение и увидел монсеньора, открывающего дверь. Явился лично — значит, сообщить ему нечего.
Мрачный взгляд священника подтвердил предположения Рейли.
— Боюсь, мои собратья в Риме не достигли успеха. Они продолжают поиски, однако… — Тон был довольно безнадежным. — Как я понимаю…
Продолжать нужды не было.
— Да, мы тоже пока топчемся на месте, святой отец.
— Ну что ж… — Он ободряюще улыбнулся. — Если ни наши ученые, ни ваши эксперты не могут установить место… возможно, и ему это будет непросто.
В глубине души Рейли понимал, что это самообман. Фотографии Венса разослали по всем библиотекам от Вашингтона до Бостона, но пока его нигде не видели. Венс либо заранее знал, куда направляется, либо имел собственные источники информации, недоступные ФБР. Любой вариант не предвещал добра.
После минутного молчания монсеньор заговорил:
— Миссис Чайкин… Она производит впечатление весьма… проницательной дамы.
Рейли устало улыбнулся:
— Ручаюсь, она тоже сейчас ломает голову.
Де Анжелис, видимо, ждал такого ответа.
— Она еще не давала о себе знать?
— Пока нет.
Монсеньор спокойно кивнул. Рейли заметил, что его что-то тревожит, хотя вида он не показывал.