Последний танец

Несколько часов спустя Алекс вернулась домой. Четыре порции джина с тоником не прошли бесследно – она сидела на кафельном полу ванной, склонившись над унитазом и сжимая в руке телефонную трубку. Интересно, удастся ли ей наконец позвонить сестрам или этому конца не будет? Двойняшки вполне в состоянии сами о себе позаботиться. Но они ужасно перепугались, когда Алекс появилась в дверях пьяная в стельку. Тетушки их успокоят – хотя бы на время.

Господи, ну зачем же было столько пить? О чем она думала, сидя в баре, после того как Лианн уехала на работу? К тому же завтра придется снова вызывать такси и отправляться на другой конец города за машиной, оставленной на стоянке рядом с баром. Не говоря уже о похмельном синдроме.

В дверь ванной постучали, и Алекс простонала:

– Уходи. Мне плохо.

Наверное, одна из дочерей беспокоится за нее. Немудрено – она даже не предупредила их, что задержится, а когда они увидели ее в таком состоянии…

«Кровь на ковре. Кровь отца», – снова застучало в мозгу Алекс. На лбу выступил пот, и она склонилась над унитазом, почувствовав спазмы, но ее не вырвало – желудок был пуст. Ванная поплыла перед глазами Алекс.

Тук-тук, – громче на этот раз.

– Алекс, это я, Джим. Можно войти?

Джим? Господи, а ему-то что здесь понадобилось? Нельзя, чтобы он увидел ее такой. Джим убедится в том, что она никудышная мать и недостойна своих любящих дочерей, которые позвонили ему и попросили о помощи… Алекс была готова придушить их за это. Зачем они позвонили именно Джиму?

– Убирайся, – пробормотала она.

Но он либо не слышал, либо не хотел слышать, потому что, подняв голову, Алекс увидела, что Джим стоит перед ней, скрестив руки на груди. Сейчас он казался ей гигантом из рекламного ролика. Она захихикала, силясь подняться с пола.

Джим подхватил ее на руки и понес в спальню. Там он опустил Алекс на кровать, и она вновь попыталась приподняться, хотя и боялась свалиться на пол. Алекс со стоном откинулась на подушку:

– Боже мой, девочки не должны видеть меня в таком виде.

– Не беспокойся о них. Я принес им еду из китайского ресторана. Они сидят внизу в холле и смотрят телевизор. – Он ухмыльнулся: – Я сказал им, что ты отравилась. К счастью, они не часто видят тебя пьяной.

При упоминании о жирной китайской кухне Алекс снова чуть не стошнило.

– Я не пьяна, – возразила она.

Джим снял с нее туфли.

– Если ты не пьяна, наверное, умираешь.

– Черта с два!

– Вот что мне больше всего нравится в тебе, Алекс. Ты никогда не сдаешься.

Она застонала и перевернулась на бок, прижав подушку к животу.

– Перестань читать мне проповеди. Поучай лучше своих подружек.

– Черт подери, Алекс, сколько можно об этом?

– А разве не с этого все началось? Ты возвращался поздно вечером, и от тебя несло джином. – Она села на постели. – Господи, Джим, неужели нельзя было подобрать кого-нибудь пореспектабельнее глупой секретарши, пользующейся дешевыми духами?

– Ну ладно, твоя взяла. Я подлец. Мне нет прощения, и ты имеешь полное право ненавидеть меня. Но не лучше ли забыть былые обиды? Хотя бы сегодня? Я здесь не для того, чтобы ссориться с тобой.

Алекс улеглась на спину и сердито уставилась на него.

– Тогда зачем ты здесь?

Ей хотелось ненавидеть Джима, но в полумраке спальни его силуэт казался таким родным, что к горлу ее подступили рыдания.

И она заплакала, горько всхлипывая и цепляясь за Джима как за соломинку. Она оплакивала отца… маму… самого Джима и все, что они потеряли. Злость Алекс куда-то улетучилась, осталась только горечь и печаль.

Кроме мамы, только Джим знал о том, что она делала аборт. Ее первая беременность закончилась выкидышем, и Алекс чувствовала себя ужасно, считая, что Бог наказал ее за грех юности. Когда Алекс рассказала об этом Джиму, он ни в чем не упрекнул ее. Она думала, что он будет презирать и ненавидеть ее, но он обнял Алекс, пока она, всхлипывая, как сейчас, изливала ему свою душу.

– Джим, Джим, – захлебывалась рыданиями Алекс. – Ну почему все так получилось? Почему?

Глава 10

– За тридцать два года юридической практики у меня впервые такой случай. – Том Кэткарт задумчиво отхлебнул кофе из кружки. – Лидию наверняка отпустили бы под залог, если бы не ее признание. Судья был на стороне миссис Сигрейв, и она знала, что он хочет от нее услышать, но… не сказала этого.

Дафна вздохнула, рассеянно ковыряя вилкой салат из креветок. Она была расстроена, но не видела в этом ничего нового. А вот безнадежность и отчаяние крепли в ней с каждым днем.

– Раньше казалось, я понимала, что происходит в душе мамы, – печально произнесла она. – Все ее суждения были предсказуемы – будь то мнение о поступках моих сестер или советы по воспитанию детей. Даже то, что она заказывала в ресторане. Непростительная самонадеянность с моей стороны – никогда нельзя точно угадать намерения другого человека.