- Цок, цек, ци-цик. Зачем он тебе? - услышал слева от себя чей-то тонкий, звонко цыкающий, как у белки, голос Михаил.
- Кто ты? - спросил он и посмотрел в сторону голоса.
На согнутой березке сидела белка. Белка как белка, только по размеру с собаку, и даже большую собаку. И как только гнилой ствол березы ее держит?
- Как человек говоришь, - кряхтя, перекладывая обмякшее тело Свалова на кочку, тихо прошептал Михаил. - Стой! - с удивлением воскликнул Степнов, - ты же белка?
Белка, хромая на заднюю ногу, слезла на кочку и, опираясь на палку, которую держала в передней лапе, замерла, смотря на Михаила.
- Так, болен он. А за нами медведь гнался.
- Зачем его тащишь? Умер он.
- Глупости говорите.
- Цик?
- Он еще жив, просто болен сильно.
- Цок.
- Не цок, а цик, - вздохнул Степнов. - Пусть ответит за смерть моей семьи. Умрет, не с кого будет и спросить.
- Цик.
- Фу-у-у, - присел Михаил около тела Свалова. - Если это вы тот самый шаман, то кланяюсь перед вами, и прошу, верните Виктора. Не знаю, как такое могло и произойти, - вытирая с глаз слезы, пытаясь не заплакать, громко икая, прошептал он. - Ему еще жить и жить. И этого, если можно.
- Ууууггрр, - рев медведя, раздавшийся сзади, заставил Михаила вскочить на ноги. Ухватив тело Свалова, он снова кинулся бежать дальше.
В голове мутило. Было такое впечатление, что его мозгу не хватает воздуха. В затылке образовалась какая-то тяжесть, в глазах муть, иногда сменяющаяся какими-то образами, то деревьев, то древнего старика, то белки, которая опираясь передней лапой на палку, идет рядом с ним. И хуже всего то, что она или он продолжает цыкать, и Михаил понимает, о чем он говорит. И не говорит, а требует, чтобы бросил он мертвое тело Свалова. Но Михаил не отвечает ему на это, а продолжает тащить тяжеленное тело Свалова только с одной мыслью, что он должен ответить за содеянное, и ему еще рано умирать в болоте или в пасти идущего за ними медведя.
- Стой, - мощная сила остановила Степнова.
Подняв глаза, Михаил невольно отпустил обмякшее тело Свалова и удивился, какой высокий перед ним стоит старик. А еще больше его глазам. Человек перед ним, а глаза беличьи. И вместо бороды - усы, длинные и белые, как у белки, и опирается рукой на палку, а вместо ладони лапка беличья. Нет, нет, не лапка, а ладонь. Просто трудно как-то рассмотреть: то, вроде, лапка, то, вроде, и нет.
- Что ты хотел у меня попросить, Миша? - прошептал дед.
- Забыл, - развел руками Степнов. - Жену, детей можно вернуть.
- Не Бог я, - с грустью сказал дед. - Я всего лишь Белка.
- Белка или белка, в смысле...? - не понимая, как спросить по-другому, прошептал Степнов. - Я же не эт-то, ну, как его, эт-то...
- А кто же ты(?), коль к лесным духам пришел? Зачем тебе шаман нужен?
- Эт-то...- теряя силы, Михаил почувствовал, как его тело становится тяжелым, и он не в силах удержать его на ногах. - Эт-то, жить хочу.
- Живи.
- Что, ж-жить? - с трудом глотнул слюну Степнов.
- Ты еще не знаешь кем.
- Эт-то почему? Не палачом, хотя, так хочется им быть. Посоветуй, - посмотрел на старика-белку Михаил.
- Сам смотри, - цыкнула белка и побежала по веточке.
- Что? - не понял Михаил и, протирая рукой глаза, все никак не мог понять, что ему привиделось, хромая белка или старик-белка.
Но он видел, с каким трудом белка, перебираясь по ветке вверх, хромала.
- А где Виктор-то? - закричал он.
- С Мис-нэ ушел в страну духов.
Михаил, увидев перед собой лицо старика, отшатнулся и, упав на землю, прошептал:
- А мне что делать, шаман?
- Сам выбирай, - улыбнулся он, - продолжить его дорогу или гоняться за дождевыми пузырями, пытаясь проткнуть их, чтобы они исчезли.
- Но это невозможно и глупо, - глотая слюну, чтобы хоть как-то смочить горло, прошептал Степнов.
- Да? - с удивление, полуобернувшись к Михаилу, прошептал шаман.
- Но я не хочу быть убийцей и шарлатаном.
- Не понял? - лицо шамана сменилось лицом Виктора. - Это ты меня шарлатаном назвал?
- Ой, - испугался Степнов. - Витя, но ты же, именно, ты привел сюда Свала с его убийцами.
- И что, Мишенька?
- Но они же должны ответить перед судом!
- Каким? - нагнулся как-то необычно плечом Муравьев.
- Ну, - Михаил развел руками и, понимая, что начинает по привычке противоречить себе, стушевался и сказал. - Ты, наверное, прав.
- Твоя беда, что ты веришь в слово, только не понимая, чье оно, - улыбнувшись, моргнув глазом, прошептал Виктор. - Но волка кормят его зубы и его сила. А человека?
- Я не понял, - с трудом глотнул слюну Михаил.
- А человека? - теперь лицо Виктора сменилось на женское.
Михаил, увидев его, вздрогнул с испугу. Теперь перед ним было лицо погибшей жены Муравьева. Но и оно тут же переменилось, и перед ним уже была его жена, уставшая, бескровая.
- Настя! - вскрикнул он.
- Ты всегда был на краю пропасти и боялся с нее упасть. Не бойся этого, ведь они еще больше боятся, чем ты.
- Кто?
- Ты все еще боишься? - лицо дочурки, сменившее лицо жены, вопросительно смотрело на папу. - Тогда пошли к нам.
- Доча, доча, а ведь они...
- Папочка, папочка, - ухватив Михаила за мизинец, закричал сын, - пошли с нами. Зачем судишь их?