Мария почувствовала, как ее глаза заволакивают слезы. Мужество пожилой женщины, ее оптимизм перед лицом смерти… это было невыносимо. Она быстро сложила письмо и повернулась к корзине. Это были потомки собак из той хижины на болоте!
– Значит, вы везли щенков через всю Шотландию? – обратилась она к гонцу. – Должно быть, это путешествие оказалось нелегким.
– Ну, с щенками ничего не случилось. – Он откинул крышку корзины. Там сидели три щенка: серый, палевый и черный. Увидев свет, они начали ерзать и скулить.
– Их недавно отлучили от материнского молока, – продолжал гонец. – Леди Босуэлл умерла прежде, чем распорядилась об их отправке, но я все равно забрал их, потому что в суматохе они бы пропали.
Мария взяла на руки черного щенка:
– Какие необычные уши. Они начинают разворачиваться, словно паруса!
– Да, у его матери они напоминали два высоких паруса. Разумеется, шерсть еще отрастет.
– Она действительно будет такой длинной, как сказано в письме?
– Их шерсть волочится по земле, ваше величество.
Она вспомнила собак в хижине на болоте. Да, их шерсть напоминала лошадиную гриву.
– Им будут рады у нас, – с улыбкой сказала она. – Но им придется найти общий язык с французскими спаниелями.
– Французы и шотландцы заключали необычные союзы, – заметил гонец.
– Скажите… как и когда она умерла.
– От старости – единственной болезни, о которой мне известно. Она всегда была здорова, а потом начала медленно угасать. Словно платье из цветной ткани… Если его оставить на солнце, то краски постепенно выцветут. Ее кожа становилась все бледнее, пальцы слабели, руки не слушались, зрение ухудшалось… и она почти ничего не слышала, даже лая собак. Ей было все труднее ходить по комнате, вставать и садиться, а однажды она не проснулась. Все очень просто, ничего особенного.
Мария перекрестилась.
– Пусть Бог дарует нам такую же хорошую смерть. Легкая смерть – это великий дар. Она знала, что ее ждет?
– Да, судя по тому, как она приводила в порядок свои дела, вплоть до распоряжения о щенках.
Легкая смерть… смерть в свой черед. «Должно быть, Бог любил ее», – подумала Мария.
День медленно тянулся, пока Мэри Сетон, Джейн и Мария занимались вышивкой, сидя на уже вышитых табуретах вокруг своей госпожи. В этой серии декоративных панелей – о, куда бы еще пристроить их? – они изображали экзотических животных: американского тукана, единорога, обезьяну и феникса. Сама Мария работала над алой нижней юбкой с вышивкой из серебряных цветов, которую она собиралась послать Елизавете. Это была очень кропотливая работа, со сложной рамкой из переплетенных соцветий, листьев и стеблей. Может быть, это смягчит сердце Елизаветы.
«Как она может носить что-то сделанное моими руками и не видеть во мне настоящего живого человека?» – думала Мария, ловко орудуя иголкой с серебряной нитью.
Солнце согревало комнату, и, хотя окно на первом этаже было распахнуто настежь, женщин клонило в сон. Мария отложила шитье и решила немного почитать. Она отметила закладкой то место в «Ланселоте Озерном», где Ланселот и Гвиневра стали любовниками. Ей захотелось перечитать эту сцену впервые с тех пор, как в ее жизнь вошел Босуэлл. Ей была ненавистна мысль, что после признания в любви дело дойдет до расчета с королем Артуром и приговора о сожжении на костре…
«Но они не сожгут меня, – сказала она себе. – А Дарнли не был добрым и благородным королем Артуром».