Последний танец Марии Стюарт

Мария почти забыла, каково это – испытывать на себе безмерное восхищение других людей, но теперь оно казалось таким же далеким, как и проклятия на улицах Эдинбурга. И то и другое являлось неким символом, а человек внутри этого символа ходил, дышал и спал, словно облаченный в невидимые доспехи.

Теперь Елизавете официально сообщат о ее прибытии. Мария аккуратно расправила лист бумаги. Больше не будет рисунков углем на носовом платке.

Она начала писать. Нужно все объяснить Елизавете. Мария начала с Риччио, и, по мере того как воспоминания возвращались к ней, письмо становилось все более пространным. Ей казалось, будто она уже стоит перед Елизаветой и та слышит ее слова, словно они связаны друг с другом симпатической магией.

Королева в изгнании 1568–1587

III

Елизавета сидела перед открытым окном в Гринвиче, пытаясь заниматься двумя вещами одновременно. Ее советники утверждали, что на самом деле она может в одно и то же время делать четыре вещи: слушать собеседника, писать письмо, составлять планы и говорить от себя. Она поощряла их так думать, словно от этого в их воображении становилась более грозной; они напоминали ей маленьких детей, верящих, что у матери есть «глаза на затылке», которые могут увидеть, как они крадут сахар. Но сегодня ей с трудом удавалось заниматься даже двумя вещами: смотреть в окно на суда, стоявшие на якоре у берега Темзы, и сочинять письмо своей родственнице, королеве Шотландии, которая не переставала удивлять ее. Легкий бриз задувал в открытое окно, а запах воды манил. Только королева может оставаться в своих покоях в чудесный весенний день. Все нормальные люди гуляют на свежем воздухе, наслаждаясь майским солнцем и запахами распаханной земли. Ладно, когда письмо будет закончено… Она велит подать баржу, и они с Робертом совершат речную прогулку. Они будут петь песни и окунать руки в воду. Песни всегда лучше звучат на улице, где даже банальные вирши кажутся нежными и оригинальными.

Она вздохнула. Теперь что касается письма…

Королева Шотландии бежала из Лохлевена! Очередной отважный и дерзкий поступок. Нельзя было не восхищаться ею. Она обладала мужеством и упорством и, казалось, всегда находила сочувствующих, даже среди тюремщиков. Это любопытно. Она сделала врагами собственных советников, но ее охранники становились ее друзьями. Но что это говорит о ней как о человеке? Может ли она сместить регента? Можно ли отменить помазание ее сына? Слава Богу, что в своей обычной неторопливой манере Елизавета долго тянула с признанием нового короля. Теперь она могла ждать и смотреть на развитие событий.

«Они упрекают меня в этом, все они – Сесил, Роберт и Норфолк, – думала она. – Они не ценят мою осторожность и неспешность. Но эта черта довольно часто служит мне так же хорошо, как и решительные действия».

Ветер наполнял паруса кораблей, стоявших на якоре. Пора заняться письмом. Елизавета расправила лист бумаги и начала писать.

«Мадам,

я только что получила Ваше письмо из Лохлевена, но еще до его прибытия пришло известие о Вашем освобождении и долгожданном побеге. Остается воздать хвалу Богу, услышавшему Ваши молитвы. Я радуюсь Вашей свободе и тому обстоятельству, что подданные, которые стремятся ограничить свободу своего истинного монарха, не пользуются небесной благосклонностью. Остается лишь пожалеть, что Ваша любовь к тому, кто оказался недостойным ее, заставила Вас забыть о Вашей чести и положении и привела к утрате столь многих друзей.

Я, как Ваша родственница и королева, приложу все усилия, чтобы Вы вернулись на трон, но лишь в том случае, если Вы придете ко мне, а не отправитесь во Францию с целью привлечь французов на шотландскую землю. Не пытайтесь втайне заигрывать с ними в надежде на мое неведение: те, кто натягивает на лук две тетивы, могут стрелять дальше, но их выстрелы редко достигают цели.

Ваша верная родственница и сестра королева Елизавета».