Последний теракт. Книга вторая

– Сорок лет? И что, они по-прежнему так хороши?

– Ну, может скорости у них и поменьше, чем двадцать лет назад, зато опыта и навыков на порядок больше, так что они по-прежнему вне конкуренции. Соколов несколько раз пытался воссоздать подобный отряд из подобранных детей, но ничего не получилось, ведь второго Самсонова просто не найти, да и свободного времени у Соколова никогда не хватало.

– Хм, странно… ну ладно, я все равно плохо разбираюсь в этих делах.

– Как и я. Не забивай голову, иди, отдыхай. До завтра!

– Да, доброй ночи.

Платон немного попарился в бане, что было нелегко с литром пива в животе, сделал пару заплывов в бассейне, помылся, накинул легкий халат и улегся прямо в каминном зале, смотря на разгоревшиеся в камине дрова, которые приятно потрескивали, доставляя душе удовлетворение. Странно, но именно этот треск, который нельзя сравнить больше ни с чем, ему больше всего запомнился из детства в те моменты, когда удавалось вырваться с друзьями на природу или съездить в пионерлагерь. Внезапно перед ним поплыли картины прошлого, и приятно защекотало внутри. Все-таки неповторимая штука – ностальгия! Разве можно сравнить ее с чем-нибудь схожим? Да и есть ли хоть что-нибудь схожее с ней!

Воспоминания минувших дней разогнали тоску и вместе с ней надвигавшийся сон. Платон вертелся на диване, слово курица-гриль, пытаясь принять удобную для сна позу, но тот все не шел, словно испугался чего-то. А дрова продолжали сладко потрескивать, лаская слух и навевая все новые воспоминания.

Наконец Платон вскочил, напился холодного сока, и вышел на улицу.

– Не спиться? – поинтересовалась Настя.

– Да, не очень, – кивнул он, – думал вот, сразу отключусь, да вдруг воспоминания нахлынули.

– Бывает. У меня такое ежечасно происходит, ведь я не сплю вообще.

– То есть я и тебя отвлек от этого?

– Ты отвлек меня от чтения, но я всегда рада с тобой поболтать.

– Спасибо, что читаешь?

– «Домби и сын».

– Диккенса? Восхитительный роман.

– А разве есть у него романы, которые можно охарактеризовать иначе?

– Да, ты права, я таких не знаю, – согласился Платон. – Для меня Диккенс это целая эпоха, литературный полубог. Ты знаешь, иногда я поражаюсь, как могли его книги печататься в те времена, ведь в них было столько откровенной правды и недвусмысленных намеков на прогнившую власть, ведущую народ к гибели, зажравшихся и чванливых богачей, считающих себя недосягаемыми, столько сочувствия к угнетенным нищетой массам, в общем, в них было столько правды, которая к тому же была выражена в такой великолепной литературной форме, что я до сих пор удивляюсь, как это могли печатать?

– Хороший вопрос, – согласилась Алмазова, – но не забывай, что у Диккенса был свой собственный журнал, где пройти цензуру было куда проще, а потом и поистине народная слава, которая помогала преодолевать все преграды, стоявшие на пути. Действительно, он был человеком-эпохой, величайшим обладателем пера, когда-либо рождавшихся на земле. Он не был первым, как Шекспир, он родился гораздо позже, и поэтому до сих пор англичане пальму первенства английского пера отдают Шекспиру, но для меня, как и для многих других, Диккенс стоит вне конкуренции.

– Для меня тоже. Я всегда удивлялся, как можно было оставить миру столь обширное наследие не уступающих друг другу романов.

– Согласна, работал он как проклятый – на износ, поэтому и умер от инсульта. Но узнай он теперь, что его почитают как великолепного юмориста в области критики тогдашних устоев, наверное, пришел бы в отчаяние.

– Почему? Разве он не старался высмеять государственные структуры? Министерство волокиты? Канцлерский суд? Деятельность отдельных чиновников? Общий принцип – «не делать того, что необходимо»?