Последний тигр. Обитель Святого Ястина

От мысли об этом научном изыскании у Ориса внутренности замерзали. Страх утратить Дар шевелила волосы у него на затылке, это было хуже, чем потерять руку или ногу. Но еще он думал о том, как церковь использует магию против людей и что прямо у него под ногами лежит оружие против несправедливости, попади оно в нужные руки и мистификации, которую разыгрывает Церковь уже не одну сотню лет, навсегда придёт конец.

Кому-то оно ересь, а кому-то…

Всё утро от этой мысли Орис не мог прийти в себя. Барахольщик поглядывал на него вопросительно, но молчал. По утрам, как он сам выражался, его дело — барахло. Он копался в мешках и сундуках, разгребал завалы и составлял списки. Разобранное он распределял вдоль правой, пустой стены, подписывал и вешал бирку. На стене писал номер, чтобы потом проще было отыскать. Все утро в нему приходили, он учитывал все предметы и вещи, которые выдавал или принимал. А после шёл на свою смену в шахту. Смена эта длилась шесть часов вместо восьми, но еще у Барахольщика были выходные. Каждый Святой полумесяц он отдыхал и в шахту не спускался, лишь выдавал и принимал барахло. Откуда оно здесь взялось в таких количествах никто сказать не мог, но видимо когда-то эти ходы использовались, большие залы, которые сейчас лежали в руинах, сохранили следы пребывания людей. Скорее всего те же самые люди выбили и Святые Лики в скале снаружи.

Убежище? Хранилище? Святыня?

Ориса грызло любопытство пополам с тревогой. Он хотел найти ответы.

До дневной смены был еще час и грамард решил прогуляться. Никто здесь не ограничивал его перемещения, между залами не стояли решётки, не было охраны. Орис дошёл до крыла ювелиров и остановился перед огромной аркой, стены вокруг были исписаны Речью.

Эссале создавался так, чтобы на нём хотелось петь.

Грамард поднял голову и прочёл надпись: «Эс оро наа ману ат клиос эс» — вечный свет небес и речей, Отец мой.

Орис покрутил фразу в голове. Потом прочёл еще раз. В надписи не использовали ни одного ударного знака, что затрудняло перевод. Орис не мог понять, шёл ли Вечный свет к Отцу или исходил как раз от него.

— Ты понимаешь, что здесь написано? — спросил голос из темноты.

Грамард опустил голову и сощурился.

— Вот как раз пытаюсь понять, похоже это приветствие к Старшим, пожелание долгих лет жизни и вера в то, что память о них сохранится в веках и речах.

Гость шагнул в круг света, который создавал берегонт Ориса. Белый, необработанный камушек грамарду выдал бригадир смены, он был тусклый, но в металлической оправе. Во всех больших залах горели светильники,

поэтому Орис доставал его из кармана лишь когда гулял по тоннелям.

— Спрячь, — сказал маленький человек, ростом он был Орису по пояс, а в руках держал вороний клюв — молот, с древком значительно выше своего роста. Следом за ним из темноты вышел гигант, чуть пониже Попрыгунчика, шерсти на лице у него не было и на Ориса смотрел только один глаз, один-одинешенек, а всю левую часть лица затягивали красные струпья сморщенной, обгорелой кожи.

— Убери, — повторил хозяин ворона. — Дольше проживёшь.

Орис спорить не стал и спрятал берегонт в карман куртки.

— Долго с собой не носи, и держи его подальше от головы, — снова посоветовал маленький человек. — Так ты, значится, и будешь тот самый маг, который у церкви на побегушках?

— Я еще и на побирушках, — улыбнулся Орис. — Побираюсь по деревнях и городам, иногда даже сказки детям рассказываю, чтобы на кусок хлеба наскрести. Нас, честных грамотеев, никто не любит, всем университетского волшебника в мантии подавай, чтоб на фокусы смотреть, да на чудеса всякие.

— А ты что ж, фокусы показывать не умеешь?

— Нет, милсдарь, я всё больше по части Истины буду, а она мало кому нравится.

— Никакой я тебе не милсдарь, отродясь и до земли утробной, звать меня Гван, а кличут Молотом. А это брат мой, Циклоп. Оба мы будем из Гтара, что на берегу реки Лиды. А ты сам то откуда будешь, милсдарь?

— Орис меня зовут, и покуда грамоты церковной со мной нет, буду я бездарь обыкновенный, здесь меня все грамотеем кличут.

— А ну-ка, — сказал Гван и шагнул к Орису. — Братец, посвети.

Что-то зашуршало и в руках Циклопа вспыхнул фонарь. Орис взглянул на него. Внутри стеклянной колбы лежал необработанный камушек, был он крупнее, чем у Ориса и светился неравномерно. Гигант поднял фонарь над головой.

Гван подошёл ближе и посмотрел на грамарда снизу вверх.

— Знавал я одного Ориса, но был тот мал еще и голова его огнём полыхала, ты видать другой будешь.

Орис похолодел и облизал губы.

Всю его природную рыжину, доставшуюся ему вместе с нечистой кровью последнего тигра, Серат выжег, потому волосы у грамарда были цвета невзрачного, как хвост мышиный.

Он не придумал ничего лучше, как пожать плечами, но надежда вспыхнувшая в сердце, окатила щёки румянцем, Циклоп заметил и прищурил на него свой единственный глаз.