Последний Тёмный

Излишней фантазией оба родители не страдали, называя своих детей первыми попавшимися именами, которые они считали достаточно благозвучными. Шесть девочек: Анна, София, Тати, умершая ещё в младенчестве, Августина, Миранда и Кристабель. Семь мальчиков: Томас, Равель, Лавель, Августин (совершенно никакого воображения!), близнецы Марк и Карл и он сам, несчастный младший ребёнок по имени Лукреций. Тут, конечно, родители сильно просчитались. Им, видимо, представлялось, что их младшенький сын будет под стать святому Лукрецию из Прангора, известному своей скромностью и благочестием, а также тем, что разговаривал с козами и овцами (как будто это было признаком святости, а не безумия!), вот только их ожиданиям не было суждено сбыться. Лукреций рос ребёнком замкнутым и угрюмым, и, даже по мнению нежно любящей своего младшенького матушки, не слишком добрым. Нет, Лукреций не был склонен к жестокости — он не мучил кошек, не отрывал бабочкам крылья, и не обижал соседских детей. Зато мог спокойно пройти мимо, когда этим занимались другие, и даже понаблюдать — из чистого любопытства. Понятия сострадания, справедливости, милосердия ему, казалось, были абсолютно чужды. Лукреция интересовали куда более высокие материи. Таинственные, загадочные знаки, иногда просачивающиеся сквозь тонкую границу небытия в наш мир.

Он мог часами глядеть в ночное небо. И ладно бы его интересовали сияющие звёзды или романтично полная луна, под которую так хорошо мечтается. Нет, он как будто нарочно выбирал самые пасмурные, самые тёмные ночи, и часами пялился в беспросветную мглу небесной тверди, выбираясь на крышу дома.

В отличие от других детей, он не боялся остаться одному в тёмной, закрытой комнате. Наоборот, как только у него появлялась такая возможность, он тушил все свечи и лампы, плотно закрывал оконные ставни, и, забравшись с ногами на кровать, слушал тишину.

Лукреций был влюблён в Тьму, и она, кажется, отвечала ему взаимностью.

Самого младшего в семье Горгенштейнов избегали братья и сёстры, находя его странным, а соседские ребятишки дразнили его за спиной, впрочем, боясь сказать тоже самое ему в лицо. Родители уже начали беспокоиться, что Лукреций никогда не найдёт себе приятеля по играм, не говоря уж о друге.

— Знаешь, с кем он играл, когда ему было три года? Думаешь, с Кристабель, Марком или Карлом? Нет! Когда они пытались к нему подойти, он их просто щипал! — жаловалась почтенная мать семейства своей подружке. — Мы завели ему щенка — ты же знаешь, как детишки любят животных, но он даже на него не посмотрел!

— Что, неужели он привязался к кукле? Или у него был невидимый друг? — хмыкая, спросила подружка. У неё был всего лишь один ребёнок, совершенно беспроблемный, и на многочисленное семейство Горгенштейнов она смотрела с некоторой долей снисходительности.

— Нет. Лука играл с собственной тенью! В догонялки, салки, мячик, и даже разговаривал с нею, как будто она живая!

— Что, до сих пор разговаривает? — поинтересовалась соседка с поддельной участливостью. — Большенький он уже у вас. Сколько ему? Четырнадцать?

— Двенадцать, — вздыхает госпожа Горгенштейн. — Нет, он сейчас даже с тенью не дружит.

— А куда ходит постоянно? Может, у него друзья появились в другой части города?

А ведь действительно, домашний, абсолютно тихий мальчик в последнее время стал постоянно куда-то пропадать. Допытаться, куда он ходит, было абсолютно невозможно. Наконец, мать семейства, изведясь от беспокойства за своего младшенького, решила заручиться поддержкой других своих сыновей. Гораздо более нормальных, чем Лукреций, и в то же время отчаянно любопытных и непоседливых.

— А-а-а, — потянул Марк, вытирая сопливый нос рукавом рубашки, которая ещё утром была совсем чистой. — Лука нужен? Лука ушёл. С обеда его не видели.

— Не видели, — подтвердил близнец Марка, Карл. — Как пообедали, так и не видели. Ушёл, значица.

— Это я поняла. А куда ушёл? — терпеливо спросила госпожа Горгенштейн.

Близнецы хитро переглянулись, и синхронно пожали плечами.

Матушка хмуро на них посмотрела, и сердито топнула ногой:

— Чтобы вы, и не знали? Вы всех мышей из кладовки поимённо знаете, что соседка на ужин ест, знаете, а куда Лука ходите, нет? Что вы от меня добиваетесь, паразиты?

— Материальной поддержки, — спрятавшись за спину более высокого и крепкого Карла, сказал Марк.

— Пару медяшек, — поддержал его брат.

Карл ткнул того костяшками пальцев:

— Серебряник лучше. Нам это… для важного дела.

— А важное дело у нас это что? — с подозрением спросила матушка. — Не ярмарка случайно? Ладно, будет вам серебряник, если про Луку узнаете.

— А чего тут узнавать? — пожал плечами Марк. — На кладбище он ходит заброшенное, к западу отсюда.

— И что он там делает? — ужаснулась госпожа Горгенштейн, представив как её хилый, слабый сыночек бродит среди старых, прогнивших могил.

— Болтает с трупаками, — хихикнул Карл. — Каждый божий день, и будь я проклят, если они ему не отвечают!