Читаем Последний царь полностью

«Не было вообще никаких офицерских групп для освобождения Царской Семьи! Были лишь разговоры», – будет утверждать в своих воспоминаниях Татьяна Боткина – дочь милейшего Евгения Сергеевича, разделявшая с ним изгнание. И приведет примеры: уже после того, как царя заставили покинуть Тобольск, – она спросила одного из местных монархистов:

– Почему ваша организация ничего не предприняла?

– Мы сорганизовались, чтобы спасти Алексея Николаевича. Но вот подошло время отъезда из Тобольска Алексея и великих княжон. И опять она задает тот же вопрос.

– Помилуйте, ведь мы могли себя обнаружить, нас бы всех красноармейцы переловили.

«Таких было много», – печально заключает дочь Боткина.

Соловьева Боткина считала попросту провокатором. Как и многие в Доме Свободы…

Но кто смел выступить против зятя Распутина?

Был ли действительно Соловьев большевистским агентом? Вряд ли. Скорее, они просто были удобны друг другу: ЧК и Соловьев. Были две Игры, разыгранные с участием ничего не подозревавшей Семьи. Игра в заговор – театр, организованный Борисом Соловьевым, попросту обокравшим Семью. И еще одно представление, которое включило в себя соловьевскую выдумку, объявив его лжезаговор истинным, чтобы сделать его потом чуть ли не главным доказательством необходимости скорейшего перевода Царской Семьи из тихого Тобольска.

Эта вторая Игра рождена была в красной столице революционного Урала – в городе Екатеринбурге.

<p>Глава 10</p><p>«Товарищи»</p><p>Вторая игра. Действующие лица: товарищ Филипп</p>

В апреле 1917 года у особняка Кшесинской стоял караул кронштадтских матросов: во дворце любовницы Николая собралась конференция большевиков. «Большевички» – так их презрительно называли. Но не зря ощущал тогда их странную (страшную) силу поэт Блок.

Еще недавно они гнили в ссылках, скитались в безнадежной эмиграции по европейским городам. Теперь они разговаривали о власти над шестой частью света.

«Партия, которая не хочет власти, недостойна называться партией» (Троцкий).

На этой Апрельской конференции встретились два старых друга – Свердлов и Голощекин… Вот он стоит на фотографии, Исай Голощекин – обрюзгшее от бессонных ночей, от дурной еды лицо. И, конечно же, с бородкой. Они все с этими бородками – Ленин, Свердлов, Троцкий, Каменев… Ему за сорок… Старик – по меркам революции.

Он готовился стать зубным врачом, но стал профессиональным революционером. Партийные клички – «товарищ Филипп», «Жорж»… Кличка «Филипп» стала его именем. С 1912 года «товарищ Филипп» – член большевистского ЦК. В 1913 году, когда Николай праздновал 300-летие династии, его будущий убийца был схвачен полицией и выслан в Туруханский край на 5 лет под гласный надзор полиции. В сентябре 1914 года в ссылке он встречается с другим видным большевиком – Яковом Свердловым. Свердлова и Голощекина «связывала не только общность взглядов, но и личная дружба», – писала в своих «Воспоминаниях» жена Свердлова. Из Туруханской ссылки обоих друзей освободил Февраль 1917 года.

На конференции во дворце Кшесинской Свердлов – вождь уральских большевиков – был оставлен в Петрограде секретарем ЦК. Заменить его на Урале по решению ЦК и по рекомендации Свердлова должен его старый друг – «товарищ Филипп».

Так отправился Голощекин на Урал – захватывать власть и организовывать там новую революцию.

Голощекин в Екатеринбурге неутомим: вооружены отряды рабочих, создан штаб Красной гвардии. Руководителем штаба сделал он балтийского моряка Пашку Хохрякова.

Подготовлена к восстанию и соседняя Пермь. Там Голощекин опирается на большевиков – братьев Лукояновых: Михаила – руководителя пермских большевиков и его брата Федора, возглавившего рабочую Красную гвардию.

В начале октября Голощекин уезжает в Петроград делегатом от Урала на съезд Советов. И вскоре в Екатеринбург пришла срочная телеграмма: 25 октября большевики свергли Временное правительство.

И тогда екатеринбургские большевики и их Красная гвардия начинают овладевать городом.

То же происходит и в соседней Перми.

<p>Действующие лица: товарищ Маратов</p>

Как только Советы победили на Урале, взгляд Екатеринбурга – столицы Красного Урала – обращается на тихий Тобольск. Там, не так уж и далеко, находится Царская Семья. Святая мечта революционеров – расправа над Николаем Кровавым! К тому же слухи о несметных романовских сокровищах, вывезенных из Петрограда… Такова проза жизни: «за всеми идеями всегда стоит бифштекс» – как говаривал кто-то из большевистских лидеров. И Голощекин в Екатеринбурге разрабатывает план.

После моей первой статьи, напечатанной в «Огоньке», о расстреле Семьи Романовых я получил по почте короткое послание:

«Могу сообщить вам кое-какие подробности по интересующей вас теме». Подпись – Александр Васильевич. Без фамилии. И телефон.

Я позвонил.

Старческий голос: – Только говорите погромче. Плохой телефон. (Старые люди не жалуются на свой слух, они жалуются на телефон. Во время своих розысков я буду иметь дело в основном с очень старыми людьми и много раз услышу эту фразу.)

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное