Читаем Последний царь полностью

Через свои окна они увидели, как в ту комнату со двора вошли люди. Впереди Юровский и Никулин, за ним Государь, Государыня и дочери, а также Боткин, Демидова, лакей Трупп, повар Харитонов. Наследника нес Николай. Сзади шли Медведев и латыши, которые были выписаны Юровским из «чрезвычайки», они разместились так: в комнате справа от входа находился Юровский, слева от него стоял Никулин, латыши стояли рядом в самой двери, сзади них стоял Медведев. Дерябин видел через окно часть фигуры и главным образом руку Юровского. Он видел, что Юровский говорит что-то, махая рукой. Что именно он говорил, Дерябин не мог передать, не слышно было слов. Клещев же положительно утверждал, что слова Юровского он слышал: «Николай Александрович, ваши родственники старались вас спасти, но этого им не пришлось, и мы принуждены вас сами расстрелять». Тут же за словами Юровского раздалось несколько выстрелов, вслед за выстрелами раздался женский визг и крики. Расстреливаемые стали падать один за другим: первым пал царь, за ним наследник… Демидова металась… Оба охранника сказали Якимову, что она закрывалась подушкой. По их словам, была она приколота штыками…

Когда они все уже лежали, их стали осматривать, некоторых из них достреливать и докалывать… Но из лиц царской фамилии они называли только Анастасию, приколотую штыками. Когда уже все лежали, кто-то принес из комнат Семьи несколько простыней. Убитых стали заворачивать в них и выносить в грузовой автомобиль. В автомобиль положили сукно из кладовой, на него трупы и сверху накрыли тем же сукном.

Но опять это не показания очевидца. Это все те же рассказы с чужих слов.

И вот наконец следствие получило первое и единственное свидетельство того, кто сам находился в той комнате. Показания Павла Медведева – начальника охраны.

Вечером 16 июля он вступил в дежурство, и комендант Юровский в восьмом часу вечера приказал отобрать у команды и принести ему все револьверы системы «наган». Юровский сказал: «Сегодня будем расстреливать семейство все и живших при них доктора и слуг – предупреди команду, чтоб не тревожились, если услышат выстрелы».

Мальчик-поваренок с утра по распоряжению Юровского был переведен в дом Попова – в помещение караульной команды. Часам к десяти Медведев предупредил команду, чтобы они не беспокоились, если услышат выстрелы. Часов в двенадцать ночи (по-старому) – в третьем часу по-новому – Юровский разбудил Царскую Семью. Объявил ли он, для чего их беспокоит и куда они должны пойти, Медведев не знает…

Приблизительно через час вся Царская Семья, доктор, служанка и двое слуг встали, умылись и оделись. Еще прежде чем Юровский пошел будить Царскую Семью, в дом Ипатьева приехали из ЧК двое. Один – Петр Ермаков (родом с Верх-Исетского завода), а другой – Медведеву не известный. Царь, царица, четыре царские дочери, доктор, повар и лакей вышли из своих комнат. Наследника царь нес на руках. Государь и наследник одеты были в гимнастерки с фуражками на головах. Государыня и дочери в платьях без верхней одежды. Впереди шел Государь с наследником. По словам Медведева, при нем не было ни слез, ни рыданий и никаких вопросов. Спустились по лестнице, вошли во двор, а оттуда через вторую дверь в помещение нижнего этажа. Привели их в угловую комнату, смежную с опечатанной кладовой. Юровский велел принести стулья.

Государыня села у той стены, где окно, ближе к заднему столбу арки. За ней встали три дочери. Государь сел в центре, рядом наследник, за ним встал доктор Боткин. Служанка – высокого роста женщина – встала у левого косяка двери, ведущей в кладовую. С ней встала одна из дочерей. У служанки была в руках подушка. Маленькие подушечки были принесены царскими дочерьми, одну положили на сиденье стула наследника, другую Государыне. Одновременно в ту же комнату вошли одиннадцать человек: Юровский, его помощник, двое из ЧК и семь латышей. По словам Медведева, Юровский ему сказал: «Сходи на улицу, посмотри, нет ли там кого и не будут ли слышны выстрелы».

Он вышел во двор и услышал выстрелы. Когда же он вернулся в дом, прошло две-три минуты. И, зайдя в ту же комнату, увидел, что все члены Царской Семьи лежат на полу с многочисленными ранами на телах.

«Кровь текла потоками… наследник был еще жив – стонал. К нему подошел Юровский и два или три раза выстрелил в него в упор. Наследник затих. Картина вызвала во мне тошноту…

Трупы выносили на грузовик на носилках, сделанных из простынь, натянутых на оглобли, взятых от стоящих во дворе саней. Шофером был злоказовский рабочий – Петр Люханов. Кровь в комнате и во дворе замыли. В три ночи все было кончено».

Следователь спросил его о Стрекотине.

«Я припоминаю – он действительно стоял у пулемета. Дверь из комнаты, где стоял на окне пулемет, в переднюю была открыта. Открыта была дверь из передней в ту комнату, где производился расстрел».

Из этой фразы Медведева следствие могло заключить, что Стрекотин и Клещев действительно могли видеть происходившее.

Свидетели Апокалипсиса.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное