Последний царь

Бремя последних решений лежало на нем. На вершине, где события превосходят разумение человека, где все неисповедимо, давать ответы приходилось ему. Стрелкою компаса был он. Воевать или не воевать? Наступать или не наступать? Идти вправо или влево? Согласиться на демократизацию или держаться твердо? Вот поля сражений Николая. Почему не воздать ему за это честь? Несмотря на ошибки – большие и страшные – тот строй, который в нем воплощался, которым он руководил, которому своими личными свойствами он придавал жизненную искру, к этому моменту выиграл войну для России…»

Он: «Мечтаю, чтоб твоя поездка в Новгород прошла благополучно. И Новгород тебе понравится. Я там был однажды, летом 1904 года, как раз перед самым рождением Бэби».

Он надеется, что поездка направит неукротимую энергию «колокольчика» в иное русло… И он передохнет.

В Новгороде она пришла к знаменитой пророчице, Старице Марии Михайловне. Она жила в Десятинном монастыре, ей было 107 лет. Впоследствии пересказывали легенду: Мария Михайловна лежала в темноте, когда появилась Аликс. И тогда Старица вдруг приподнялась на своем ложе, сползла на пол и поклонилась до земли императрице. И сказала: «А ты, красавица, страдания примешь». Но к чему легенды – Аликс сама описала встречу:

«Она лежала на кровати в маленькой темной комнатке, и потому мы захватили с собой свечку, чтобы можно было разглядеть друг друга. Ей 107 лет, она носит вериги… Обычно она беспрестанно работает, расхаживает, шьет для каторжан и для солдат, притом без очков – и никогда не умывается. Но, разумеется, никакого дурного запаха или ощущения нечистоплотности – она седая, у нее милое тонкое овальное лицо с прелестными молодыми, лучистыми глазами, улыбка ее чрезвычайно приятна; она благословила и поцеловала нас… Мне она сказала: «А ты, красавица, тяжелый крест [примешь], не страшись (она повторила это несколько раз). За то, что ты к нам приехала, будут в России две церкви строить…» Сказала, чтоб мы не беспокоились относительно детей, что они выйдут замуж, остального я не расслышала».

А может быть, не поняла бедная Аликс, о каком «венчании» шла речь… Трудна старинная русская речь для гессенской принцессы. И подруга Аня тоже предпочла не понять.

О венчании со смертью ее дочерей сказала ей Старица.

Он: «3 декабря 1916 г. Бесконечно благодарю за твое длинное интересное письмо о твоей поездке в Новгород. Ты видела больше, чем я в 1904 году… Ну а теперь о Трепове (Александр Федорович Трепов в 1916 году был назначен премьер-министром, очередным премьером в этой бесконечной министерской чехарде. – Э. Р.)… Он был смирен и покорен и не затрагивал имени Протопопова… Относительно Думы он изложил свой план распустить ее с 17 декабря и созвать 19 января, чтобы показать всей стране, что несмотря на все сказанное в Думе правительство желает работать вместе с нею… Я нарочно пошел помолиться перед иконой Божьей Матери до этого разговора, и после него почувствовал облегчение».

Она: «14 декабря… Я опять почти не спала эту ночь. Благодарю тебя за милое письмо… Трепов поступил очень неправильно, отсрочив Думу, с тем чтобы созвать ее в начале января. В результате никто из Думы теперь не поедет домой, все останутся в Петрограде, все будет бродить и кипеть… Любимый мой, ведь наш Друг просил тебя закрыть Думу уже 14… Ты видишь, у них теперь есть время делать гадости… Будь Петром Великим, Иваном Грозным, императором Павлом, сокруши их всех, не смейся, гадкий, я страстно желала бы видеть тебя таким по отношению к этим людям… «Не страшись», – сказала мне старица в Новгороде, и потому я пишу без страха моему малютке…»

От ее постоянного давления он был уже на пределе. Она перегнула палку.

Он: «14.12.16. Ставка… Нежно благодарю тебя за строгий письменный выговор. Я читал его с улыбкой, потому что ты говоришь со мной как с ребенком…»

Она: «15.12.16… Прости меня за резкие письма – девочка не хочет обидеть своего ангела и пишет только любя. Просто иной раз она доходит до отчаяния, зная, как тебя обманывают и подсовывают неправильные решения… Жаль, что телефон так плох…»

Он: «16.12.16… Нет, я не сержусь за написанное тобой и отлично понимаю твое желание мне помочь. Но изменить день созыва Думы не могу, так как он уже назначен в указе… Нежный привет и поцелуи шлет тебе «твой бедный слабовольный муженек».

Он неумолим на этот раз.

Она: «17.12.16… Опять очень холодно и легкий снежок… Сердце не особенно хорошо и неважное самочувствие. Видишь ли, состояние моего сердца сейчас ухудшилось… Последние тяжелые месяцы, конечно, должны были отразиться – вот старая машина и пришла в негодность…

Вполне ли избавился Бэби от своего глиста? Он после этого начнет, надеюсь, толстеть и больше не будет таким прозрачным – милый мальчик».

Дальше ее письмо написано карандашом – все дальнейшее она приписала уже после того, как узнала о событии, о самом страшном для нее событии.