Последний удар (ЛП)

Душа моя, прошу, оголи свою грудь для меня. Я хочу, чтобы ты её потрогала.

Только если пообещаешь, что тоже потрогаешь себя.

Да.

Это становится топливом для моего воображения, и я стягиваю лифчик. Моё лицо

горит от застенчивости, а тело гудит от возбуждения. По какой-то причине раздеваться так

легче, чем прямо перед Ником. Это делает меня смелее. Воздух ласкает мою голую грудь,

соски твердеют и начинают болеть. Одной рукой я всё ещё цепляюсь за телефон, а другой

ласкаю свою грудь, думая о прошлой ночи.

Я хочу показать ему больше, чем это. Я впиваюсь взглядом в окно, дразня сосок

немного дольше, а затем скольжу рукой к джинсам, задавая немой вопрос.

Телефон немедленно вибрирует.

Покажи мне.

Содрогнувшись, я ложу телефон на кровать, освобождая обе руки. Затем расстегиваю

джинсы, выпутываюсь из них и отпихиваю в сторону. Я стою перед окном своей комнаты в

одних трусиках. В раздумье, я кусаю губу. Это второй этаж. Может ли кто-то кроме Ника

меня видеть? Нужно ли волноваться об этом? Но я никогда этого не узнаю. А реакция Ника

так приятна. Я скольжу пальцами в трусики и ожидаю ответа.

Мой телефон вибрирует на кровати, и я поворачиваюсь к нему.

Потрогай себя, котёнок. Покажи мне, где тебе понравился мой рот.

Я резко всасываю воздух от этих слов. Одно дело дразнить его с мыслями, что он

касается себя, и другое — видеть, как это написано, и понимать, что его взгляд прикован к

каждому моему движению. Я кладу телефон на кровать и возвращаю свои руки к соскам,

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ КНИГИ О ЛЮБВИ

HTTP://VK.COM/LOVELIT

мечтая, чтобы это был его рот, а не мои руки. Мне недостаточно простых прикосновений к

груди, но волны удовольствия уже проходят через меня. Я знаю, что он хочет увидеть

больше.

Поэтому я скольжу одной рукой к животу и ниже.

Пальцы касаются кудряшек моей промежности. Я уже невероятно мокрая, даже

волосики намокли. Я задыхаюсь от чувства собственной влажности. Дрожь накрывает меня

мелкими иголками, когда я дотрагиваюсь до клитора. Я помню его рот здесь прошлой

ночью. Облизывающий, посасывающий. Я помню, как он блестел, когда Ник посмотрел на

меня. Интересно, понравился ли ему мой вкус.

Мои пальцы отправляются в рот, и я вожу ими по губам, зная, что он наблюдает.

Покажется ли ему это эротичным? Я пробую свой мускусный вкус, думая о нём, а затем

снова отправляю свои пальцы вниз. Я не могу проскользнуть пальцем внутрь себя стоя, не

так, как он это сделал вчера. Так что я просто поглаживаю свой клитор туда обратно, втирая

влажность, пока вторая моя рука дразнит сосок.

Я так возбуждаюсь от всего этого, что когда телефон начинает вибрировать, я кончаю

просто от того, что он написал мне. Это послужило катализатором, я дрожу от быстрого и

резкого облегчения. Постепенно оно покидает меня, и я чувствую грусть из-за того, что он

смотрит на меня сквозь окно, вместо того чтобы быть рядом.

Мне бы хотелось, чтобы Ник был здесь.

Я вытираю руку о старую футболку и, бросив её в бельевую корзину, беру телефон,

чтобы прочитать сообщение Ника.

Снова, ты снова заставила меня кончить в штаны.

Я рада. Мне нравится казаться такой неотразимой.

Я сворачиваюсь калачиком и накрываюсь одеялом с телефоном в руках, чувствуя

себя вялой и умиротворенной. Раз уж Ник не может быть здесь, нас свяжет телефон. И если

Ник не может лежать со мной под одеялом, я буду лежать с телефоном.

Ох, Дейзи. Ты слишком хороша для такого, как я. Даже не знаю, почему ты говоришь со

мной. Я не заслуживаю такого подарка.

Глупый ты человек. Мне нравятся эти отношения, мне нравишься ты, мне нравится,

что ты позволяешь мне контролировать. Ты позволяешь мне направлять. Поэтому я чувствую

себя сильной. И не боюсь. Это лучшее чувство в мире.

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ КНИГИ О ЛЮБВИ

HTTP://VK.COM/LOVELIT

Ты хочешь покатать нас, котёнок? Я позволю тебе управлять своим Дукати в

следующий раз. Хочешь?

Я… не умею водить.

Мне стыдно в этом признаваться. Это одна из тех вещей, которой сам отец меня бы не

научил, так как не выходил из дома, а ходить на занятия он бы мне не позволил, так как

пришлось бы контактировать с другими людьми. Это мысль близка к анафеме для моего

страдающего агорафобией отца. Кроме того, я думаю, что так он пытался удержать меня в