Последний верблюд умер в полдень

— Не бойтесь, леди. Мы разыщем его, и если ему причинят вред, я убью похитителей собственной королевской рукой.

— Хороша помощь, нечего сказать! — завопила я. — Пусть все немедленно успокоятся и перестанут кричать! Он не мог бесследно исчезнуть. Кто-то определённо что-нибудь видел! Кто мог схватить его? Ибо я никогда не поверю, что он ушёл по собственному желанию, ни слова не сказав мне.

— Не все союзники моего брата убиты, — медленно произнёс Тарек. — Они будут мстить мне, если смогут; у них есть веские причины ненавидеть Отца Проклятий.

— Они могли похитить и Реджи! — воскликнула я. — Я бы и гроша не дала за него… Муртек! Где ты прятался?

Почтенный жрец пришел к нам, брезгливо переступая через лежавшие тела и высоко подтягивая юбки, чтобы не замарать их в лужах крови, покрывавших пол.

— За престолом, — сказал он, не смущаясь. — Я не сражаюсь с мечами. Теперь мой принц победил, и я вышел, чтобы вознести ему хвалу. Слава тебе, могущественный Гор, правитель…

— Остановись. Ты прятался там, где мог что-то видеть. Что случилось с Отцом Проклятий?

Глаза Муртека забегали. Он облизнул губы.

— Я не…

— Собственное лицо обличает тебя! — воскликнула я, взмахнув зонтиком. — Что ты видел?

— Говори, — сурово приказал Тарек. — Ты мой друг и верный сторонник, но если ты умолчишь о том, что знаешь об Отце Проклятий, я не смогу защитить тебя от Госпожи, Яростной, Как Львица, Когда Её Детёнышу Грозит Беда.

Муртек судорожно сглотнул.

— Я видел… Я видел, как стражи Хенешема шли с носилками в храм. Тело на носилках была полностью закрыто, даже лицо, будто труп, который несут бальзамировщикам. Рука… Рука шёл за ними.

Тот самый странный титул, который мы с Эмерсоном отчаялись понять. Почему озарение, подобное ослепительной вспышке молнии, посетило меня именно в тот момент, я не знаю, но предполагаю, что мои умственные способности резко усилились из-за неукротимой тревоги. С течением многих веков слова стали невнятны, звучали слитно, но они были — и не могли быть ничем иным — древним титулом Верховных жриц Амона, которые правили в Фивах при фараонах поздних династий[181]. Разве не вынудил великий кушитский завоеватель Пианхи тогдашнюю Верховную жрицу удочерить его собственную дочь для укрепления своих претензий на трон Египта[182]?

— Хемет нечер Амон[183], — повторила я, возвращая словам их истинное звучание. — Как я могла оказаться настолько слепа? Он был и титулом королевы — её обозначением, как королевской наследницы, так я всегда считала… Не только божественный сан, но и крайняя тучность требовали назначения заместителей для исполнения мирских обязанностей: Руку — для наказания преступников, Голос — для изъявления приказов… э-э… Наложницу, скудно одетую женщину, столь недвусмысленно жестикулирующую перед статуей бога… Вот кто, скрываясь за троном, обладает здесь истинной властью, непререкаемым авторитетом — королева, Кэндис…

— Нет, леди, — сказал Тарек. — Нет. Вы не понимаете.

— Я понимаю, что она забрала моего мужа, а всё остальное не имеет значения. Скорее веди меня к ней, Тарек.

— Вы не можете… Вы не должны идти туда, леди. Если Хенешем взяла его…

— Я не должна? — прогремела я. — Как ты смеешь, Тарек? Немедленно проведи меня к ней!

Широкие плечи Тарека поникли.

— Я не могу отказать вам, леди. Но помните, когда вы увидите… то, что вы увидите… что я пытался пощадить вас.

Естественно, это многозначительное предостережение только распалило мою решимость продолжать, хотя воображение услужливо предоставило крайне неприятные картины. Что худшее, нежели нынешнее заклание, могло предстать моему взору? Безжизненный труп супруга — но если они намеревались просто убить его, хватило бы трусливого и предательского удара в спину, пока все были увлечены титанической борьбой братьев. Медленные, мучительные пытки… но если это правда, тем насущнее необходимость спешить. Жена Бога, вцепившаяся в Эмерсона, как гигантская летучая мышь-вампир, сосущая кровь из его пульсирующих сосудов… Я приказала бредовым мыслям прекратиться. Эта ужасная женщина явно не нуждалась в крови моего мужа.

Естественно, вряд ли нужно говорить, что, пока эти картины возникали у меня перед глазами, я спешила к внутренним стенам храма, зонтиком призывая Тарека поторопиться. Рамзес рысил рядом со мной; сзади плёлся старый Муртек, чьи опасения отступили перед неукротимым любопытством, являвшимся главной чертой его характера.

По мере того, как мы проникали всё глубже и глубже в недра горы через коридоры, тускло освещённые дымящими лампами, я слышала шорохи, будто кто-то передвигался тайком. Я подумала: если кошка окажется в туннелях, где живут мыши и кроты, они бросятся бежать от неё, подобно обитателям этого мрачного лабиринта, которые прячутся от нас, не имея уверенности в собственной судьбе и опасаясь худшего.

Мы шли рядом, и Тарек торопливо шептал: