Последний викинг. «Ярость норманнов»

Выдернув секиру, скальд побежал дальше. Харальд с трудом поднялся. Отцовский меч был привязан к его правой руке, щит же он не догадался привязать, и тот укатился вниз по склону. Искать щит было некогда, потому что на Харальда набегал другой бонд, такой же плотный, как и первый, но при этом более рослый. Харальд схватил рукоять меча двумя руками и обрушил на язычника град ударов. Так учил Храни Путешественник, вернувшийся с братом из викингского похода. Храни был немолод годами, но мать не хотела другого наставника для своих детей. Целыми днями они со старшими братьями махали игрушечными деревянными мечами, пока Храни лениво дремал на солнышке. Иногда викинг сбрасывал дрему и показывал детям тот или иной хитрый прием. Он хвалил Харальда, говорил, что тот напоминает ему юного Олава, который тоже стремился первенствовать во всех детских играх. Но Храни предупреждал, что ничья рука не сможет наносить удары мечом бесконечно долго.

И действительно, Харальд ощущал, как с каждым ударом меч становился все тяжелее и тяжелее. Его удары замедлились, язычник уже легко отбивал их щитом и приготовлялся нанести ответный удар топором, как вдруг заметил, что бьется один на один, в то время как его товарищей потеснили вниз по склону. Бонд в тревоге оглянулся, и в этот момент Харальд вспомнил уроки Храни Путешественника. Вместо того чтобы нанести очередной размашистый удар, он сделал глубокий выпад и поразил мечом язычника, не успевшего закрыть горло щитом. Юноша почувствовал, как на другом конце стального клинка забилась в смертной муке человеческая плоть. Язычник медленно заваливался вперед, как дикий вепрь, насаженный на вертел.

При виде темной струи, хлынувшей по желобу Жернореза, Харальд испытал восторг, в тысячу раз более сильный, чем радость, которая охватывала его на охоте, когда метко пущенная стрела повергала наземь оленя. «Первый убитый мною воин! Взрослый и могучий воин, не какой-нибудь недомерок, а матерый вепрь! Славная добыча! Первый, но не последний!» Упершись ногой в осевшего на колени язычника, он с трудом вызволил меч. Мертвое тело отпустило клинок с жалобным хлюпаньем. Харальд бросился вперед, размахивая окровавленным оружием.

Как и рассчитывал конунг, бонды не выдержали первого натиска и отступили к подножию холма. Минуту спустя они повернули спины и бросились бежать. Их встретили дружинники лендрманнов, заранее вставшие позади на случай, если вооруженные топорами земледельцы дрогнут. Бонды оказались между копьями дружинников, гнавших их обратно, и мечами воинов конунга, поражавших их в спины. Они метались, как овцы, когда в загон врываются волки. В это время Торд, знаменосец конунга, стоявший со стягом на самой вершине холма, торжествующе крикнул:

– Даг! Даг появился!

Харальд увидел цепь людей, спускавшихся с соседнего холма. Три сотни свежих воинов обрушились на войско бондов. Замешательство язычников переросло в ужас. Они бросали топоры и щиты и бежали беспорядочной толпой, смяв дружины лендрманнов. Торир Собака метался между отступавшими, выкрикивая, что у Дага совсем мало людей, но его никто не слушал, а с вершины холма доносился леденящий кровь клич Олава Толстого:

– Вперед, люди Креста! Вперед, люди конунга!

Харальд поравнялся с Тормодом, придержавшим юношу левой рукой:

– Н..н..не спеши, мой юный скальд! Негоже брату конунга самому рубить трусливых бондов! Предоставь это простым воинам. Сражение выиграно, хотя поначалу я опасался, что наше дело пропало. Повезло конунгу! А ведь потом скальды в песнях станут всех уверять, что так и было задумано, чтобы Даг со своими людьми появился в разгар сечи. Конечно, так скажут. Да я и сам первый скажу!

Скальд поднял глаза к небу и вдохновенно запел, на ходу слагая вису:

Войско Олав Толстый,
Вел конунг к победе,
Герой броненосный.
Вот грядут с востока,
Свеи, что по свежей
Крови шли с державным,
Слог мой ясен… э-э-э… Что это?

Скальд замолк. Харальд поднял голову и тоже замер в изумлении. С раннего утра на синем небе не было ни облачка и ярко сияло солнце. Сейчас же голубое небо потемнело, на солнце пала тень. Необыкновенно быстро смеркалось. Багровое небо стало темно-багровым, потом черным. Потянуло ночным холодом. Сражавшиеся замерли, опустив мечи и топоры. Наступила зловещая тишина, нарушаемая лишь слабыми звуками, которые доносились из лежавшего неподалеку Стикластадира. Это было испуганное ржание лошадей и мычание коров. Им вторил волчий вой, раздавшийся где-то в горах и относимый ветром на огромное расстояние. В черном небе заблистали яркие звезды.

Тормод, воздевший руки к звездному небу, обреченно воскликнул:

– Рагнарёк! Гибель богов!