И действительно, остров Левке, или Белый был посвящен Ахиллесу, одному из самых почитаемых греческих героев. Язычники верили, что на остров перенеслась его душа, когда он был поражен стрелой в пяту, единственное незаколдованное место на его теле. Ахиллес является во сне, не только пристающим к острову, но и плавающим, когда они недалеко проходят от острова, и указывает им, куда кораблю лучше пройти и где остановиться. Другие же говорят, что он и наяву является им на вершине мачты. Моряки, пристававшие к берегу, клялись, что слышат конский топот, звон оружия и шум сражений, которые устраивал незримый герой. На острове было построено святилище, при котором поселился оракул, делавший предсказания за деньги. Кормчий из Киева не знал имени Ахиллеса, а если бы и знал, то не стал бы его называть. Он только твердил, что язычники поклонялись в этих местах поганым идолам.
– Там наверху творилась всяческая мерзость! – плюнул он.
– Оборони Господь! – перекрестился Гостята.
Харальд сходил к капищу. По дороге ему попалось множество змей, к счастью, неядовитых. Он отбрасывал их ногами. Плоскую вершину острова занимали развалины обширного святилища. К черным грозовым тучам вздымались белые руки и части тела. Едва Харальд подошел к развалинам, как в небо поднялась стая о чаек, гагар и морских ворон. Гомонящее птичье племя продолжало служить идолам. Каждое утро птицы летают в море и обмокнув крылья, спешат назад, чтобы окропить жертвенники. Развалины капища были покрыты толстым слоем птичьего помета и поросли травой.
На Змеином острове норманн впервые увидал мраморные колонны. Они стояли, дюжина в один ряд, словно белый частокол. Колонны поразили его своей соразмерностью и кажущейся легкостью. Впоследствии, путешествуя по южным странам, он видел тысячи и тысячи стоявших и поверженных наземь колонн. Исландцы Ульв и Халльдор, повсюду сопровождавшие конунга, рассказывали, что проезжали мимо неисчислимого множества подобных развалин. Люди, жившие подле величественных сооружений, по большей части не имели ни малейшего понятия о том, кто их возвел и когда они были разрушены.
Харальд вернулся на берег и укрылся в одном из гротов, которыми вода и ветер испещрили скалистые берега. Поляне занялись сбором ветвей и бревен, пригнанных волнами к берегу. Они развели большой костер у входа в грот и стали готовить трапезу. Свеи, прослышав о том, что на острове находилось языческое капище, решили поискать сокровища. Они думали, что приношения припрятаны в надежном месте, например, в одном из гротов. Однако, облазив все гроты, свеи не обнаружили ничего, кроме множества глиняных черепков, которыми был усеян весь остров. С наступлением сумерек поиски языческих сокровищ прекратились. Свеи уже приступили к трапезе, когда из темноты вышел хазарин Менахем и занял место у костра.
– Ты ничего не нашел? – подозрительно спросил Асмунд Костолом.
Менахем отрицательно мотнул головой и потянулся за похлебкой. Асмунд ловко запустил руку ему за пазуху и быстро вытащил какую-то вещь.
– Клянусь башмаками Локки, он спрятал золото!
Он поднял руку и показал всем ожерелье, принесенное в дар священному дубу. Менахем бросился на Асмунда, но свеи были начеку и повалили его на землю.
– Крыса! Ты похитил дар, поднесенный духам священного дуба! Теперь они разгневаны и не будут помогать нам! За это полагается смерть! – вскричал Асмунд и повернулся к Харальду. – Каким будет твой приговор, конунг.
Харальд не собирался мстить за языческих идолов, но воровство между своими нетерпимо. Не зря он колебался, принимать в дружину разбойника или нет. Доблестного Торира Кукушки из хазарина не вышло, это было ясно.
– Убейте его и бросьте его труп на берегу, куда доходит волна! – приказал он.
Вора выволокли из грота. Послышалась возня и громкие яростные крики, прерванные тупыми ударами. Потом донесся предсмертный стон и всплеск воды. В соответствии с древним норвежским законом преступников полагалось хоронить не на кладбище, а там, «где встречаются морская волна и зеленый дерн». Когда дружинники вернулись в грот, Костолом отдал ожерелье Харальду.
– Возьми золото, ибо оно отвергнуто духами.
Харальд молча принял ожерелье. Его отнюдь не радовало возвращение драгоценности. Духи не приняли дар, иначе не удалось бы похитить дар с ветвей священного дуба. Норманн дал себе слово избавиться от опасного украшения при первом удобном случае, а пока постараться не думать о нем. Он лежал у костра и прислушивался к неторопливой беседе двух исландцев.
– Ты покинул Исландию по доброй воле? – лениво расспрашивал Халльдор.