Последний викинг. Великий город

Когда гребцы отплыли от Харальдова вымола на середину Волхова, исландец буркнул себе под нос:

– Хромца следовало прозвать не Мудрым, а Хитрым.

Харальд догадался, к чему клонит его верный товарищ. Исландец заподозрил, что повелитель Гардов придумал хитрый способ избавиться от невыгодного жениха, послав его искать ветра в поле. Чтобы прогнать мрачные мысли, Харальд погладил туго набитый кожаный мешок с серебром, подаренным ему Ярицлейвом Мудрым. Денег должно было хватить на безбедную жизнь в Греческой земле. Дождавшись, когда вымол с Ярицлейвом и его свитой скрылся из вида, норманн вытащил из-за пояса свернутую в трубочку бересту, тайно переданную ему старшим сыном конунга. Развернув берестяное послание, Харальд увидел выцарапанные на белой поверхности строки. Он узнал руку Эллисив. Она старательно начертила для норманна руны. Они наполнили норманна ликованием. Руна «Лагуз» – вода или долгое путешествие по воде. Руна «Перт» – камень или тайна. Руна «Гебо» – дар или удача. Харальд облобызал бересту и бережно спрятал ее у самого сердца. Дева из Гардов верит, что он удачно выведает тайну, за которой он отправился в дальний путь. Это самое важное! Каким бы трудным ни оказалось повеление конунга, он надеялся исполнить все в точности и вернуться за наградой. Самой дорогой из всех наград – за дочерью конунга Эллисив!

Положив руку на сердце, норманн наслаждался свежим ветром и волнами. Гребцы, выгребая против течения, вывели струг в Волхов и подняли парус. Плоскодонный струг потому и назывался стругом, что был крепко сколочен из тонких оструганных досок. Был он чердачным, то есть имел посередине крытое помещение, или чердак, позволявший укрыться от непогоды. Разгулявшиеся по Ильмень-озеру волны швыряли струг из стороны в сторону, заставляя крениться и черпать бортами воду. На исходе дня они пересекли буйный Ильмень и вошли в реку Ловать. При впадении в озеро река была широка, весеннее половодье сделало ее еще шире, чем в обычное время. Низкие берега покрывала вода. Деревья и кусты стояли наполовину затопленными, под мутной водой таились коварные коряги и упавшие стволы. Здесь обнаружилось преимущество плоскодонного струга. Он был неустойчив на крутых волнах, зато легко скользил поверх затопленных бревен. За веслами сидели шесть боярских холопов, дюжие молодцы, сытые и гладкие. Боярин не жалел денег для своей челяди. Достаточно сказать, что холопы были обуты в кожаные сапоги, подороже высоких козлиных сапог, которые Сигурд Свинья, отец Харальда, натягивал на ноги только по праздничным дням.

Нарядные холопы лениво шевелили веслами. Харальду надоела их медлительность, он сказал, что сам сядет на скамью и будет грести. Норманн не видел в этом ничего зазорного. Его старший брат Олав, отправившись в свой первый морской поход, занял место на скамье для простых гребцов. Но люди боярина Вышаты испуганно замахали руками.

– Негоже, князь, тебе грести! Не дай Бог, боярин про сие проведает!

После этого они начали грести по-настоящему, хотя надолго их усердия не хватило. Вскоре они присмотрели высокий сухой островок, пригодный для отдыха и ночлега. Пристав к острову, они собрали хворост и развели жаркий костер. Боярин Вышата строго настрого наказал, чтобы знатный урманн ни в чем не знал недостатка. Струг был нагружен самой разнообразной снедью. Кроме того, холопы наловили рыбы. Сварив ухи, гребцы расстелили на земле полотно, выложили снедь и пригласили Харальда и его спутника отведать угощение. Пока они ели, холопы смирно стояли в сторонке и переминались с ноги на ногу, а когда норманн завершил трапезу и отошел, жадно набросились на остатки боярских яств.

Харальд вытянулся у костра и вступил в разговор с гребцами. Мало чести было разговаривать с рабами, но достойных собеседников на привале не предвиделось, кроме исландца Халльдора, который редко нарушал молчание. Заведя беседу, Харальд выяснил, что новгородцы весьма гордятся принадлежностью к «огнищу», то есть ко двору Вышаты, первого из бояр Ярицлейва Мудрого. Отцы и деды их тоже были холопами. Норманн невзначай обронил:

– Мой отец имел рабов. Если они исправно трудились, то по прошествии некоторого времени получали от отца свободу и участок земли.

– Видать, у твоего отца были рядовичи, посему их гнали с княжеского двора, как срок вышел, – пренебрежительно заметил кто-то из холопов.

Он ударил себя в грудь и спесиво воскликнул:

– Аз есмь холоп обельный, природный. Мой дед прислуживал посаднику Остромиру в палатах!

– Истинно, истинно так! Мы бехом челядь боярская спокон веку! – кивали русыми головами его товарищи.

– Разве вы не мечтаете о свободе? – удивился Харальд. – Получив волю, вы станете бондами, или смердами, как говорят на вашем языке.

Холопы тихо посмеивались, дивясь тому, что молодой чужеземец сулит им участь смердов. Один из них взялся развеять его заблуждение.