Последний воин. Книга надежды

— А я молодой, — усмехнулся Улен. — А Богол сильный. Ты повторяешь одно и то же. Я буду дразнить тебя кукушкой.

— Один раз ты назвал меня лягушкой. Мне было приятно.

Улен ликовал. Сегодня она была к нему добра. Это хороший знак. Это его лучший день. Она готова ему довериться. Но надо быть осторожным. Тот, кто опрометчив, погибает рано. Так учил Колод.

Они оставили кувшины у заводи и пошли к заветной поляне. Поляна была как шатёр. Несколько дней назад Улен показал её девушке, и она была в восторге. Там она впервые позволила ему погладить её бока, и ноги, и грудь.

— Ночью мы с Колодом вспоминали колдуна Риву, — сказал Улен, — а с тобой говорим о Боголе. Я не хочу о них думать. Зачем они нам?

— Ты никого не боишься, Улен?

— Почему ты спрашиваешь?

— Мой отец не такой. Или болезнь делает человека трусом?

— Все чего-нибудь боятся, и люди, и звери.

В прошлый раз Улен набросал на поляне пышных еловых веток, получился зелёный хрустящий помост, на котором можно было отдохнуть. Девушка обняла его сзади за плечи, шепнула в ухо:

— А я ничего не боюсь, когда ты рядом.

Вечером он пробрался к землянке Богола, обложенной сверху высушенными берёзовыми стволами. Это была самая удобная и тёплая землянка в сельбище, в ней свободно могло уместиться десять человек, но вождь второй год жил один. По заведённому порядку два мальчика прислуживали ему: приносили еду и всё, что требовалось, а также выполняли поручения. Они передавали его распоряжения, касающиеся повседневной жизни сельбища. Мальчики ежегодно менялись. Прислуживать Боголу считалось большой честью. Пять зим тому назад Улен тоже нёс эти почётные обязанности. Богол был им доволен. Иногда приглашал мальчика разделить трапезу: это было знаком особой милости.

Теперь Улен собирался вернуть вождю шубу, подаренную Млаве. Он не посоветовался с Колодом, опасаясь, что тот помешает ему. Раки, отец Млавы, тоже не подозревал, какая туча собирается над его бедной головой. Днём Улен отнёс ему в подарок большой кус обжаренного на углях медвежьего мяса и горшочек с тушёными сладкими кореньями. Несчастный Раки, вечно голодный, так набил брюхо, что уснул, не сумев доползти до лежака. Из полуоткрытого рта у него свесились на бороду непрожёванные мясные волокна.

Млава, блестя глазами, сказала, что вряд ли он очнётся до утра. Когда выпадает счастливый случай, он переваривает пищу двое суток подряд, не просыпаясь.

Она будто гордилась этим, и Улен уважительно покивал головой, хотя вид обожравшегося старика вызывал у него недоумение.

Улен ждал возле землянки. Шубу, свёрнутую в тюк, опустил у ног. Он знал, что замечен: шкура, перекрывавшая вход, слегка шевельнулась. Один ли там Богол или принимает гостей? Если в землянке женщина, ждать придётся долго. Он готов к этому. Он стоял неподвижно, не позволяя себе переваливаться с ноги на ногу. Пусть никто не посмеет упрекнуть его в нетерпении, неприличном воину, пришедшему к вождю с важным делом.

На душе у него было пасмурно. Звёзды, высоко угнездившиеся на ясном небе, покалывали лоб ледяными лучами. Он не страшился их призрачного света, но сегодня они смущали его своим высокомерным и пронзительным молчанием. Какое загадочное существо могло иметь столько немигающих глаз? Где оно прячется? В каких неведомых глубинах теряется его туловище?.. И звуки засыпающего леса, где уже вышли на охоту ночные, беспощадные твари, звуки, в которых привычное ухо различало мольбы и угрозы, наполняли Улена беспокойными мыслями. Многим, кто прячется в норах, не дожить до утра. Тщетны их усилия спастись. Равнодушные звёзды, как всегда, будут любоваться безжалостной повсеместной расправой. Но почему так? Почему одни рождаются, чтобы жрать, а другие лишь затем, чтобы их сожрали? Какая в этом надобность?

И кто он сам — охотник или жертва? У него сильные руки и великолепный нож, которым он убил медведя, но разве этим защититься от звёздного угара, от змеиных болот, от зловещего безмолвия?

В смущении повёл он взглядом по сельбищу, по кромке чёрного леса, стараясь расшевелить онемевшее в тоске сердце, и тут пёс Анар, точно услышав его зов, бесшумно, искрящейся тенью вымахнул сбоку и присел, забавно фыркнув носом.

— Анар, — растроганный Улен потянулся к собаке всем существом, но не двинулся с места. — Ты, наверное, голоден? Трудная была охота, Анар?

Пёс глядел на него не мигая.

— Побудь со мной, Анар, не уходи. Ты и не догадываешься, как одиноко бывает человеку ночью. Подойди ближе, Анар.

Пёс заворчал, но послушался. Пересиливая себя, неуклюже поднялся и сделал маленький шажок. Улен запустил руку в жёсткую, набухшую влажным холодом шерсть. Анар повернул косматую башку и на мгновение уткнулся носом в бок Улена.

Шкура у входа в землянку качнулась, раздвинулась щель, и сам Богол выбрался на лунный свет.

— Приветствую тебя, юный Улен. — Голос у вождя скрипучий и ровный, как дождевая струя. — Зачем ты тут стоишь? Говори.

Богол не пригласил его к себе, но и не отогнал, не показав лица, а вышел навстречу, и это значило, что он принял его как равного, но не благоволит к нему.