Последний воин. Книга надежды

— Почему?

— Какой-то ты радостный бываешь. Без всяких причин. Я так не умею.

— Научишься, — сказал Пашута и побрёл к сараю: может, там действительно какой непорядок? Вон и бродячие коты повадились туда шастать. А Варя ушла в дом. Два дня назад Хабило выполнил обещание, подбросил на своём шикарном лимузине рисовальные принадлежности и денег не взял, сказал, что всё провёл по клубной смете. Он был необычайно задумчив и, отведя Спирина в сторону, напрямик спросил у него, в каких отношениях находится его приезжий друг с Варей. Спирин сам этого досконально не знал, а врать не умел, потому ответил, что, видимо, они жених и невеста.

— Вряд ли, — усомнился Хабило. — Откуда может быть у дремучего мужика такая невеста? Это противоречит законам этики.

Уезжая, он намекнул Варе, что если она угодит своей работой одному высокопоставленному лицу, её ждут такие перспективы, о которых она и мечтать не могла. То ли под впечатлением этой туманной фразы, то ли от долгого безделья Варя увлеклась заказом и почти не выходила из своей комнаты, превратив её в мастерскую. Она перетащила туда большой стол, а у окна Пашута соорудил ей нечто вроде походного кульмана. Теперь Варя к себе никого не пускала. Пашута посмеивался, говоря, что не иначе как она налаживается шлёпать фальшивые деньги.

На душе у него было муторно. После ленинградских злоключений, которые вроде их сблизили, он начал надеяться на какой-то крупный разговор, который всё поставит на свои места: разведёт либо сблизит их окончательно, но время шло, а отношения оставались двусмысленными. Эта двусмысленность нисколько не обескураживала девушку, а его угнетала. Он ловил на себе заботливые взгляды Спирина и не знал, как объяснить ему сей сон наяву. Урсула странно на него косилась и иной раз вздрагивала, когда он обращался к ней с каким-нибудь невинным вопросом. Каким зверем он ей представлялся? Пашута уже не помнил, на что рассчитывал, уезжая с Варей в эту глушь. Смешон человек, вообразивший, что сумеет своей волей переломить естественное течение жизни, он уподобляется клоуну в цирке, который подражает то ослепительному жонглёру, то элегантному воздушному гимнасту; с каждым днём Пашута всё явственнее ощущал, как утекают в песок драгоценные капли его любви. Вдобавок, постепенно в нём родилось ядовитое чувство вины. Всё, что он обещал Варе и на что намекал, походило на большой обман, и значит, он выглядел в её глазах ничуть не лучше её прежних алчных знакомцев. Каждый коверкал её жизнь на свой манер.

Он надеялся: что-то произойдёт. И произошло, правда, не то, чего ожидал. В последний день февраля подгадали нежданные гости — Владька Шпунтов, земляк по слесарному делу, и с ним Вильямина, девушка-гусар, дорогая московская сожительница. Когда он увидел их, бредущих по деревенской улице — у Владьки небольшой чемоданчик в руке, Вильямина с роскошной спортивной сумкой через плечо, — глазам своим не поверил. Но это были они, и никто другой, и искали они его, и никого другого.

Первым его движением было спрятаться за сарай, он туда и нырнул. Парочка заглянула в дом, где жила старуха Поликарповна, пробыла там недолго, и уж оттуда ходко и уверенно поспешила к его дому. Пашута вышел навстречу, придав лицу безразличное выражение. Варя копалась в комнате со своими эскизами. День перевалил за середину.

— Здорово, ребята! — окликнул он гостей негромко. — Рад вас повидать… А теперь разворачивайтесь — и на станцию. Нечего вам делать в Глухом Поле.

— Ну даёшь! — восторженно завопил Шпунтов. — Ну встречаешь! А мы-то к тебе с дорогой душой. Я отпуск взял, чтобы Вилю проводить. Гостинцев привезли. Да ты что, Паш, очумел, что ли? Или не признал?

Вильямина смотрела на него ласково и уже подкрадывалась сбоку, чтобы его половчее обнять. Пашута подхватил обоих под руки, развернул, увёл подальше от дома, от греха. Вильямина истерично хохотала:

— Пашенька, голубчик, ну скажи, ты правда рад? Ты куда нас ведёшь?

— Вот что, хлопцы. — Пашута посуровел. — Обижайтесь или нет, а вам придётся уехать. Срочно. Я вас прошу. Кой чёрт вас принёс! У Вильки никогда соображения не было, но ты-то, Владислав, грамотный мужик, другом считаешься…

— А в чём дело? — удивился Шпунтов, строптиво пытаясь высвободить руку, зажатую в тиски железных Пашутиных пальцев. — Просвети, пожалуйста.

— Чего просвещать… Дуйте откуда приехали. Денег вам надо — дам. И с богом!

Постепенно до сознания гостей дошло, что их неприветливо встречают.

— Мы тебе сюрприз хотели сделать, — капризно протянул Шпунтов. — Виля сказала, ты от счастья обалдеешь. Правда, Виля?

— Сделали сюрприз, сделали! Спасибо! И до свидания.

Шпунтов наконец вырвался резким движением, чуть не опрокинув всех в снег.

— Погоди, Павел Данилыч! Так дела не делаются. Если у тебя какие неприятности, объясни. Мы поймём. А чего ты нас тащишь? Куда ты нас тащишь? Мы тебе не дрова.

— Личная неприятность у меня, — с тоской произнёс Пашута. — Понимаешь, личная. Вы мне некстати.

Вильямина тоже освободила руку, заметила оскорблённо: