Он загнал по дороге зайца и принес его к входу в логово. Альма была грустна, но ласкова. Она куда-то прибрала убитых щенков и на полянке носились кругами только двое серых. Она благодарно приняла зайца и пригласила волчат разделить трапезу, распоров зайцу брюхо. Щенки, радостно урча, зарылись мордами в парящих на морозе внутренностях, а потом, вцепившись с разных сторон, стали раздирать зайца пополам.
Волк был ласков, но грустен. Он потерся мордой о плечо Альмы и улегся рядом с ней, наблюдая за резвящимися волчатами.
Щенки были очень похожи: серые, с крепкими лапами и продольной черной полосой вдоль хребта. Но были и различия. Один – они его прозвали Лобастик – был больше в отца, с крупным выпуклым лбом, а второй – Ушастик – больше в мать, с длинными, острыми, торчащими вверх ушами.
Росло солнце, с каждым днем все выше поднимаясь в небе, росла трава, сменившая под лапами стаявший снег, росли волчата, жадно перемалывая принесенную отцом добычу, и вместе с этим росла любовь к ним Волка, который готов был целыми днями играть с ними и учить их, никогда не уставая и никогда не раздражаясь. Он вспоминал свое детство, сначала часы, а потом дни, недели, месяцы, проведенные в вольере Одинокого Волка, все его уроки и рассказы, и старался перенести, передать это сыновьям, дотошно соблюдая все приемы, все упражнения, даже тот хрупкий баланс строгости и ласки, требовательности и поощрения, без которых не может быть полноценного обучения. Тем самым он чтил память своего отца, всех предшествующих поколений, которые истончились в этих волчатах.
Ему было, конечно, намного легче, чем Одинокому Волку. Тому приходилось перед каждым занятием очень долго объяснять и рассказывать сыну о никогда не виденной им воле, о лесах, полях, реках, чтобы тот смог представить себе ситуации охоты, поиска и погони, защиты от непогоды и главного врага – двуногих, болезни и ранений. Все это надо было воссоздать в тесных границах вольера, раздвинуть его до горизонта, засадить деревьями, напитать реками, наполнить запахами трав, населить зверями и птицами.
У Волка и его маленькой Стаи все это было, было вокруг них и они сами являлись частичкой этого реального мира. Они вместе распутывали хитроумные заячьи петли и выгоняли затаившегося под кустом длинноухого на короткую веселую пробежку, оканчивавшуюся упоительно вкусным обедом. Они разыскивали в траве перепелиные гнезда и лакомились мелкими, но такими нежными яйцами, а однажды Лобастик, притаившись чуть в стороне, даже прихватил и саму перепелку, храбро ринувшуюся на защиту своего гнезда. Тогда Волк одобрительно, хотя и немного удивленно, посмотрел на Лобастика и позволил ему одному съесть свою первую самостоятельную добычу. Они медленно подползали к толстому чуткому барсуку, выискивающему личинки под дерном, каждый раз замирая, когда тот настороженно поднимал свою острую полосатую мордочку. Здесь приз – если хотелось есть, то печень того же барсука – получал тот из волчат, кто первым ударял мордой в толстый зад барсука. Но если тот все же улавливал приближение волчат и, вначале семеня, а потом перейдя на преуморительные короткие прыжки, улепетывал под эскортом волчат к своей норе, охота считалась неудачной и игра начиналась сначала с другим барсуком. Волк научил их по состоянию копки определять, давно ли здесь кормилась стая кабанов, и находить их купальни или укромные лежки в глубине леса. Сам Волк, может быть, сцепился бы с секачом, не ради добычи, а из куража, но с волчатами он не рисковал, долго выискивал неосторожно отбившуюся от стада самку с поросятами, налетал на блаженно почесывающуюся о дерево или сосредоточенно разрывающую твердым пятачком землю свинью, отгонял ее в сторону или просто кружился вокруг, отвлекая внимание и давая возможность сыновьям уволочь по полосатому поросенку размером не намного меньше их самих. Затем, так и не тронув самку, он уносился вслед за волчатами, прихватывая напоследок еще одного истошно визжащего поросенка, для Альмы. Так, заодно, он приучал волчат соблюдать Закон и не брать лишнего.
А после успешной охоты и сытного обеда они ложились где-нибудь в теньке поблизости от воды и Волк начинал объяснять им Закон. Волчата обычно засыпали под его неспешный говор, но Волк не расстраивался и в следующий раз повторял свои наставления с начала, а некоторые из них так поражали волчат, что они сами просили повторить их снова и снова, и Волк повторял -что-нибудь да останется.