Последний ворон

– Не знаю, Петр... Ей-богу, не знаю. Ты его лучше знаешь... – Сказано это было без какой-либо зависти. – ...По не преувеличиваешь ли ты? Ты тоже потерял Ирину, дружище... Знаешь, что я хочу сказать. – Диденко покачал головой, чувствуя, как краснеет. – Ты тоже несколько убит горем. Может быть, ты принимаешь желаемое за действительное. А мы должны занять твердую линию и...

– Почему? Почему мы должны? Логика подсказывает другое!

– Что? Независимость любой крохотной республики, где нашлось несколько недовольных? Кто до этого додумался?

Диденко потирал вспотевший лоб, глядя на глубоко нахмурившегося собеседника. Строгий, холодный бюст Ленина, казалось, тоже неодобрительно смотрел из своей пиши. Но это неправда... Историческое значение этого места, помимо воли подумал он, меркнет при мысли о том, что сюда никто уже не ходит.

– Это... логично, – заявил он, будто вспомнив о запутанном малопонятном споре. Он не мог не вспомнить возбужденные, жаркие, можно сказать, счастливые споры, когда они с Никитиным и Ириной намечали планы, рисовали себе будущее. Не просто власть, а власть для дела – таков был один из их афоризмов. Уж коли браться за перестройку и проводить ее при надлежащей гласности, тогда, если выдвигается требование независимости, если ее действительно хотят, то ее надо предоставить.

– Он никогда на это не пойдет. Я не верю – допускало, вы с Ириной могли бы... но только не Никитин.

– Он мог бы решиться на это... по именно это я и хочу сказать. Теперь он этого не сделает. Она была его совестью, толкавшей к действию в этом направлении.

– А ты не такой же? – Послышавшаяся в тоне Валенкова легкая насмешка больно ужалила Диденко, и он ответил гневным взглядом. Валенков поднял руки ладонями вперед. – Не хотел тебя обидеть.

– А я и не обижаюсь, – ответил Диденко. Выходит, даже Юрий считает, что за этим кроется борьба за власть, подумал он, кривя душой.

– Слушай, Петр, я не сторонник того, чтобы Россия снова осталась одна, стала бы третьестепенным придатком Европы, вроде банановой республики. Никитин так с нами не поступит.

– Именно так. Он сильный человек. И Лидичев так думает. Но он может решиться стать сильным на добрый старый манер.

– Ему не перевести часы назад.

– Если он сочтет, что только так можно проявить силу, он на это пойдет. – Его собственные черты, как он видел их в зеркале, рядом с волевой фигурой Ленина смотрелись весьма невыгодно. – Чем больше они будут обвинять его в нерешительности и слабости, тем чаще он будет возвращаться к старым привычкам и двигаться, куда им хочется. Назад. Ты же знаешь, что раньше он, не задумываясь, без суда бросал людей за решетку, запрещал подпольные издания – одним словом, контролировал обстановку. Теперь, когда нет Ирины, боюсь, что он вернется к старым методам!

– Возможно, он будет вынужден. Ведь в Таджикистане уже убивают – не мусульман, даже офицеров КГБ. Подумай об этом. Во всяком случае я не за то, чтобы отрицать роль партии, друг мой, даже если ты за это!

Валенков снова закурил, выдохнув дым к потолку. Окурок первой сигареты раздавил о голые доски пола рядом с ковром.

– Если потребуется... – начал было Диденко. Валенков яростно затряс головой.

– Вы с Ириной, должно быть, свихнулись, – самодовольно ухмыльнулся он. Под распахнутым пальто дорогой итальянский костюм. Сияющие ботинки из мягкой кожи. Хватит, остановил себя Диденко. Это еще не говорит о разложении! – Никитин не думает отрицать историческую роль партии, – теперь Валенков говорил без иронии и цинизма, – да и не следует ему этого делать. Думаю, ты преувеличиваешь... ты далеко зашел в своих мечтаниях, друг мой! – вздохнул он. – Черт возьми, у нас еще не хватает товаров в магазинах, заводы и фабрики не работают, как надо, мы не можем обеспечить всех приличным жильем, а ты хочешь развалить Союз! Как, черт побери, можем мы хотя бы чего-нибудь добиться, если распадемся на крошечные, ссорящиеся между собой, страны? – Он, посмеиваясь, развел руками.

– Послушай, вернуться к тем порядкам, которые вам правятся, можно лишь прибегая к старым методам. Без них не обойтись!

– Только не в Москве... не говори глупостей.

– А как насчет Таджикистана? Украины или Грузин? Они, что, не в счет? На улицах войска, КГБ арестовывает людей лишь за то, что они дышат! И это с его одобрения, по крайней мере, неодобрения он не выражал!

– Такого не случится.

– Хотелось бы надеяться, что ты прав!

– Тогда сделай что-нибудь, Петр. Поговори с ним. Попробуй его убедить. Я тебя поддержу почти во всем, только не в этой глупой затее с независимостью.

– Попробую...