Последний ворон

Кэтрин увидела бледную вспышку, вторую из чего-то, что незнакомец держал в руках, опершись ими на дверцу зеленого "линкольна". И увидела, как стройную фигуру Блейка подбросило вверх, потом он опрокинулся назад, перевалился через капот машины и неловко сполз на землю, откинувшись спиной к левому переднему колесу. Мужчина в бежевом костюме побежал к упавшему, а тот, что вел машину, с пистолетом в руках поспешил к домику. Лоб Блейка залило красным. Первый незнакомец бегло осмотрел его, и оба побежали...

...Увидела дверь, яркие половики на блестящем полу, поскользнулась, ухватилась руками за доски задней стены, схватила сумочку, потом оказалась у окна комнаты, в которой спал Блейк. Дрожа всем телом, перевалилась черен подоконник, свалилась руками вперед на трапу, еще мокрую от росы, в тени дома.

Оттолкнувшись, вскочила на ноги. Побежала в сторону ближайших деревьев. Глаза застилал пот. Позади раздавались крики, послышались два удара, похожие на те, когда убили Блейка. Протестующе кричали птицы. Она хватала воздух, словно карабкалась вверх, а не бежала. Потом ударилась левой рукой о ствол дерева, по щеке хлестнула ветка, на рукавах и груди запестрели солнечные блики, и еще через мгновение ее скрыла густая теш" леса. Она ничего не слышала, кроме собственного тяжелого дыхания. Возле лица что-то скользнуло по стволу дерева, оставив длинный безобразный белый шрам. По щекам сквозь волосы ударили крошечные щенки. Ноги в легких туфельках больно спотыкались о корни. Казалось, сознание отключилось. Перед глазами мелькали очертании стоящих передом друг к другу машин, словно готовых к схватке зверей, пистолет, бежевый костюм, слабые вспышки огня, беспомощно и нелепо падающий Блейк – однако ничего похожего на мысли. Она бежала, не ощущая ничего, кроме глотающих воздух легких, спотыкающихся ног, хватающихся за шершавую кору рук, всепоглощающего запаха смолы и ритмичного постукивания по бедру висящей через плечо сумочки.

И время от времени хлестали и путались в волосах ветки или волосы, словно паутина, падали на глаза. Она небрежно отбрасывала их назад.

Болела щека, слепило стоящее прямо над головой солнце, хвойные иголки кололи лицо, от их запаха щипало в носу. Ей казалось, что она все еще бежит, тогда как она, лишившись сил и потеряв ориентировку, изрезав в кровь руки и разбив колено, постепенно замедляя движение, катилась вниз но склону.

Правая рука окунулась в ледяную воду. Солнечный свет, потом темнота...

* * *

– Черт побери, Патрик, тебе что, нужен гипнотизер?

Годвин выпрямился, опираясь на трости, и сунул миниатюрный магнитофон в карман толстого твидового пальто. Потом заковылял прочь от койки, на которой, словно беспомощный и капризный больной, валялся Хайд, одетый теперь в джинсы и широкий свитер. Обри вслед за Годвином вышел и холодную зимнюю ночь. Где-то блеяла коза. Обри был доволен, что кругом ничего не видно. Когда они – он сам, Роз и Годвин – приехали, было еще светло. Кособокие хибарки из жести и картона, одиночные древние автомашины, козы и тощие цыплята – постоянные атрибуты временного жилья – вызывали в нем чувство подавленности и отвращения. Глаза бы их не видели. Если бы можно было вытащить всех отсюда сегодня ночью! Двадцать четыре часа для Пешавара слишком долгий срок. Он раздраженно постучал тростью и обрезал Годвина:

– Ему здорово досталось, Тони.

Годвин неуклюже повернулся к Обри.

– Я знаю, сэр... но с ним, черт возьми, до тога трудно иметь дело, что меня начинает бесить.

Правда, Хайд действительно начинал раздражать.

– Как, по-твоему, Тони, – подавляя вздох, спросил он, – не вызывает ли его рассказ кое-какие ассоциации? Описание того, что он видел, – не наводит ли оно на сравнения?

Поеживаясь от холодного ветра, Обри и в темноте видел, как Годвин пожал плечами и, тяжело опершись рукой на трость, пригладил другой взлохмаченные волосы.

– Извините, сэр... не следовало сердиться на этого дурака. С ним всегда было трудно, – и, помолчав, добавил: – Что бы там ни было, у русских такого нет.

– Почему ты так думаешь?

– Они никогда всерьез не занимались ДПЛА. То, что у них имеется, и в подметки не годится этому самолетику. Более вероятно, если он точно описал, что эта штука либо израильская, либо немецкая... может быть, даже американская.

– Ясно. А точнее нельзя?

– Нужно покопаться в справочниках и уточнить кое-что. Вплоть до сравнения моделей компьютеров. – Сделав паузу, он небрежно спросил: – Нет, с собой карманного издания "Джейнса"[3], сэр? По существу можно говорить о двух вещах. О высоте, на которой он там болтался, затем о том, каким способом его направили на крупную бистро движущуюся цель. Самолет, должно быть, летел со скоростью восемьсот-девятьсот километров. ДПЛА было достаточно в лучшем случае половины, а то и четверти этой скорости. Поэтому система наведения и управления в фургоне должна быть очень сложной... – Он замолчал, погруженный в раздумья.

– Так... а что стало потом с пусковым двигателем?

– Что угодно. Вы подводите меня к мысли о том, что машина была американской... из-за племянницы?

– Возможно.