Последний ворон

Руки тряслись, он не мог продолжать съемку. Аппарат остался висеть на шее. К руке цепочкой прикреплен кейс. Отрезать руку было выше его сил! Он в отчаянии и спешке стал искать камень покрепче. Наконец выковырял камень и разбил замки. Раскисшие документы, несколько ручек, насквозь промокший, рассыпающийся на отдельные страницы роман, футляр для очков, фотография Никитина в рамке. Объемистые опечатанные пакеты. Он торопливо сунул их за пазуху, ощущая грудью холод. Фотографии двух детишек. Сумочка с перстнями и золотая цепочка, блокноты...

Он разогнулся, вглядываясь в небо, потом снова взглянул на нее. Она! В таком месте и мертвая. Пакеты под рубашкой леденили тело. Он прижал их к груди. Озеро заметно остывало, его серая поверхность становилась темно-синей. Солнце, словно занавес, опускалось в речную долину.

Оставалось ли что-нибудь еще? Надо было скорее убираться отсюда. Что еще? Обломки, труп женщины помимо его воли притягивали к себе. Эта женщина! Господи, да они же убили ее!.. Хайду вдруг вспомнилась карикатура в «Нью-Йорк таймс». Его поразило сходство этого остановившегося взгляда, искаженного в страшной улыбке забитого песком рта с той карикатурой. Под карикатурой, изображавшей ее читающей за завтраком нотации Никитину, текст Боба Дилана. «Все говорят, что за папочку думает она...» И Харрел участвовал в ее убийстве.

"Что же еще?" – злился он на себя, все еще словно загипнотизированный мертвым, до того знакомым лицом женщины. Ему казалось, что нужно что-то делать, что-то искать, исполнить какой-то обряд...

...Бортовые регистраторы. Черные ящики! Носовой и хвостовой. Пилот, должно быть, что-то видел, пытался связаться с наземной базой, говорил. Вынуть пленку из ящиков или просто вытащить ящики – что угодно, но во что бы то ни стало это сделать!

Готовый к действиям отвернулся от трупа. Замахал руками в сторону афганцев, открыл рот, чтобы позвать...

...На фоне вечернего неба возникло небольшое пятно – позолоченный лучами заходящего солнца вертолет. Он стремительно приближался. Услышав шум винтов, афганцы, глядя вверх, потянулись за оружием. Вертолет, секунду помедлив, снизился, почти касаясь воды. Сидевшие в нем люди внимательно разглядывали местность, оценивали обстановку, принимали решение. Вертолет, оставляя за собой водяной вихрь, черной глыбой несся над озером, прямо на них.

– Уходить! Уходить! Рассредоточиться! – услыхал он собственный крик и побежал сам, споткнувшись о ноги женщины, но удержавшись на ногах. Тело вздрогнуло при первых звуках пулеметной очереди, глаз дернулся от вспышки подвешенных под куцыми крыльями ракет. Затем в воздух взлетели фонтаны песка и пламени. Песок под ногами, казалось, превратился в зыбучую трясину. "Уходить! Уходить!" – ему казалось, что из пересохшей глотки по-прежнему раздается крик.

Сделав первый заход, вертолет развернулся, словно матадор, и снова ударил по разбегавшимся афганцам.

На короткое время он превратился в неподвижную устойчивую орудийную платформу, поливая все вокруг пулеметным и ракетным огнем. Обломки самолета, что кукольные домики, взрослым за ними не укрыться. Хайда окутало дымом и песком, но прежде он увидел в сумерках, как Hyp, словно куча тряпья, взлетел на воздух и без движения упал на землю, как в конвульсиях свалились по крайней мере еще двое. Словно вынюхивающий добычу огромный пес, вертолет медленно двинулся вдоль места побоища сквозь поднятые им тучи дыма и пыли.

Он стоял по колено в воде. Слышал, как кто-то нечеловечески высоким голосом кричит, взывая о помощи. Вертолета было почти не видно. И с вертолета его тоже не могли увидеть. Он побежал по ледяной воде, увязая в песке, обогнул еще один песчаный нанос – ради Бога, никаких следов! – держась края воды, тяжело дыша, с рвущимся из груди сердцем. По щеке хлестнула тонкая кривая ветка, он прильнул к ней, опершись на стройный серебристо-черный ствол березки. Сглотнул слюну, чувствуя подступающую к горлу тошноту. Протер глаза и встряхнул головой.

Среди обломков бродили люди в военном обмундировании. Пошарив в рюкзаке, он нашел бинокль и навел на резкость. В окуляре возникла огромная ухмыляющаяся физиономия Харрела. Хайд был уверен, что американец смотрит на труп Ирины Никитиной. Сделав над собой усилие, он обвел биноклем место происшествия. Скорчившиеся фигуры в афганской одежде. По цвету рубахи и тюрбану он узнал Нура. Офицер КГБ небрежно ткнул тело ногой и сапогом перевернул его. Все погибли, значит...

Он должен был знать, что они станут делать. Оглянувшись вокруг, он углубился подальше в рощицу беспорядочно разбросанных деревьев. За спиной возвышалась почти отвесная скала. Ниже по склону, наклонившись, словно пьяные, торчали отдельные изогнутые деревья и чахлые кусты. Он полез наверх, вздрагивая от раздававшихся позади возгласов, которые теперь, когда остановились лопасти вертолета, были хорошо слышны. Прозвучал одиночный выстрел.