Последний ворон

– Знаете, пустили слух, что когда он дома, то большей частью ночует у этой красотки, что когда-то была манекенщицей... как ее? Словом, дает приют бездомным кошкам! Он что?..

– Хотите сказать, не всвоем уме? – Обри, зябко пожав плечами, возразил: – Лет десять назад я бы, несомненно, ответил утвердительно. Но теперь я не так уверен в отношении этих вещей... Итак, что-нибудь еще?

– Я лишь хочу сказать, сэр... о нем говорят, что у него не все дома. Иногда не знаешь, что от него ожидать.

– Я не знаю! – оборвал его Обри. – Мое дело – уберечь его от смерти – его и племянницу.

Нетерпеливо зазвонил телефон. Обри, радуясь, схватил трубку. Шелли.

– Да, Питер?

– У тебя не отвечал телефон, – нетерпеливо начал Шелли.

– Извини, Питер...

– Секретарь кабинета и Оррелл требуют, чтобы я при первой возможности устроил им встречу с тобой.

– Тогда не стоит волноваться – я их обоих увижу сегодня вечером на неофициальной встрече в клубе выпускников Оксфорда и Кембриджа! Все улаживается лучшим образом, не так ли?

Помолчав, Шелли мрачно заметил:

– Думаю, что подойдет. – Казалось, он не успокоится.

Обри нехотя спросил:

– Что-нибудь еще, Питер?

– Сообщение из Вашингтона... всего час назад. По всем пунктам объявлен розыск вашей племянницы. Полиция Сан-Хосе связывает ее со смертью Фраскати и Блейка. Никакого упоминания о сотруднике ЦРУ, которого она, видимо...

Дрожащим голосом Обри переспросил:

– Ты совершенно уверен, Питер?

– Да, сэр Кеннет. Что вы...

– Благодарю, Питер, я должен подумать... спасибо. – Выключив радиотелефон. Обри швырнул его на диван, обмякнув и дрожа всем телом. Трясущимися ладонями стал растирать похолодевшие щеки.

– Сэр?..

Он поглядел на Годвина, как на врага.

– С ней собираются расправиться, как где-нибудь в Южной Америке, Тони! Ее обвинили в двух убийствах... и теперь ее разыскивают! Боже мой, они хотят выкарабкаться из того затруднительного положения, в которое она может их поставить, и поскорее! – Он зашатался, словно от сердечного приступа, воскликнув: – Что мне делать, Тони? Боже, как мне ей помочь!

* * *

– Пушку, парень... пушку!

Крыши сотен автомашин и тысячи окоп аэропорта тускло отливали сталью. По ту сторону залива здания Окленда и Беркли словно выписаны жирным черным карандашом. Хайд дрожал от холода и возбуждения. Под мышкой газета с фотографией Кэтрин Обри. Он махал рукой перед лицом Мэллори, в сильных очках которого смутно отражались хромированные части соседних автомашин. Ночная синева, нереальная и опасная, как и туман, еще не разошлась.

– Давай сюда! – потребовал Хайд, щелкая пальцами. Сквозь очки было заметно, что Мэллори нервничает, растерян... и еще что-то, чему Хайд не доверял и не хотел упускать из виду.

Мэллори через широкое сиденье потянулся к "бардачку". Вылез из машины, сжимая в руке полиэтиленовый сверток. Хайд, выхватив сверток, левой рукой втолкнул его обратно в машину, прижав коленом барахтавшегося Мэллори, пока раздирал на части обвязанный эластичным шнуром сверток. Автоматический "браунинг". О бетон загремели две запасные обоймы.

– Какого черта?..

Хайд с легким щелчком вогнал в патронник первый патрон и прижал ствол позади правого уха Мэллори. Приглушенные протестующие и удивленные возгласы стихли. Хайд оглядел автомобиль, спрятавшийся среди сотен других. Несколько ранних пассажиров, вытянув шеи, выглядывали свои машины; тишину нарушил звонкий детский смех; девочка-подросток повисла на шее отца, тот в правой руке противовесом держал чемодан. Женщина шагала, считая ряды машин. Больше никого. Однако бегающие глаза Мэллори выдавали, что были и другие люди или скоро появятся. Засада.

– Где они?

Всю дорогу, пока они шли от площадки для встречающих через огромный зал, а затем вышли на непривычно прохладный предутренний воздух, Мэллори нес околесицу о такой-сякой племяннице Обри, расспрашивал, хорошо ли долетели, хвастался, какой он хороший парень, как здорово запрятал эту бабу где-то в Биг Суре или, черт возьми, в Кероуаке, жаловался, что теперь она в панике, полиция объявила ее розыск в связи с убийством и "глядите, вот сюда, ее лицо на первых полосах всех утренних газет, всех до единой".

– Где они?

Объемистая газета под мышкой требовала внимания. Харрел всерьез решил кончать игру. Проникавший сквозь легкий пиджак и рубашку холод пробирал до костей. Место незнакомое, одновременно и слишком открытое и многое скрывавшее. Голова до боли в шее, словно метроном, качалась из стороны в сторону – он непрерывно оглядывался то через правое, то через левое плечо. Возникавшие в тяжелом полусне во время полета через океан страхи понемногу исчезли. Хайд с удовлетворением почувствовал, как по коже пробежал нервный озноб – предвкушение действия. На смену самоанализу пришел жесткий расчет.