Последний выбор

— Его начальники, — кивнул полковник на Зелёного.

— У меня есть начальники? — удивился тот.

— Вот не надо этого, — скривился военный, — когда мы попытались захватить маяк, то попали в отличную, по всем правилам устроенную засаду. Нам дали втянуться в бой, показали, что мы почти побеждаем, а когда мы вызвали все подкрепления, чтобы дожать оборону, оказалось, что в лесу стоят установки РСЗО и расчёты ЗРК. Нас раскатали в блин за пять минут. Перед вами всё, что осталось от военных сил Комспаса.

— Не думал, что я это скажу, — задумчиво почесал бороду Зелёный, — но Контора — молодцы. А я-то думал, зачем они такие силы перебросили.

— Победитель получает всё, — пожал плечами полковник, — мы ушли. Мы больше не враги вам. Мы уничтожены.

— Не до конца, — сказала Таира. — Я убивать вас.

— Уймите свою дикарку, — скривился тот.

— Или что?

— Или будет очень много крови. Смотрите!

Военные расступились, за их плотным строем стоит около сотни человек — испуганные дети, полуобморочные женщины. Ещё какие-то люди в штатском, видимо техники и учёные. Вот уж кого не жалко — так это их. После того, что мы видели в том здании, моя способность прощать как-то заглохла.

— Вы видите эту броню? — спросил полковник.

Знакомые кирасы с геометрическим камуфляжем надеты на всех женщин и даже висят, как на вешалках, на маленьких детях. Не на всех, но на многих. Десятка два или три.

— Я включу детонаторы, если понадобится. Вы знаете, что с ними будет.

Я знаю. Видел не раз. Пуф — и облако красного аэрозоля, из которого разлетаются конечности, и падает на землю оторванная голова. «Пиздец-пакет» называли это мобилизованные солдаты. Хотя их здесь нет, наверное, все полегли там, у маяка.

— Давайте договариваться, уважаемая, у нас однажды отлично получилось, помните? — полковник растянул губы в улыбке и даже подмигнул.

Ольга стояла с непроницаемым лицом, глядела на него мрачно. Я придерживал Таиру за локоть, чтобы она не наделала глупостей, и чувствовал, как она напряжена. Мне казалось, что среди испуганных женщин я вижу одну с молочно-белыми волосами, но её всё время кто-то загораживал.

Сквозь толпу протолкался мужчина и авторитетно заявил: «Марина Петровна пришла в себя. Велела людям расходиться, а Комспасу оставаться здесь. Можете разбить лагерь. К городу не приближаться. Ольгу Громову просит проводить к ней».

— Одну? — спросил я.

— Как хотите.

— Я с тобой, — сказал я быстро.

По дороге Ольга задала провожающему нас мужчине вопрос.

— А как фамилия Марины Петровны?

— Эквимоса, — ответил тот.

— Но… как? — Ольга даже остановилась. — Как это может быть?

— Как обычно бывает. По мужу.

— А девичья, девичья фамилия?

— Кажется, Симонова, а что?

— О, чёрт. Чёрт. Чёрт… — Ольга стояла, как громом поражённая.

— Вы идёте? — спросил наш проводник.

— Идём… Идём, да, — она решилась и зашагала прямо.

Прошли мы недалеко — на дороге стоит машина с красным крестом, задние распашные двери раскрыты, на порожке сидит ещё бледная, но уже пришедшая в себя пожилая женщина. Вокруг суетятся врачи, она вяло отмахивается от них, пристально глядя на идущую к ней Ольгу.

— Маринка, — сказала рыжая уверенно. — Я не узнала тебя сразу.

— А я, вот, представь, узнала, — сказала бабуля. — Хотя и не видела лет тридцать. Но тогда ты была старше, чем сейчас.

— Но… Эквимоса? Мигель…

— Мигель — мой свёкор, мир его праху. Пятнадцать лет как схоронили его. Да и муж мой, Хосе Мигелевич, три года как оставил меня вдовой. Много времени прошло, Оля, а ты выглядишь так, как будто все эти годы молодела.

— А Иван, мой муж? Что с ним стало?

— Ты не помнишь? — удивилась женщина. Теперь, приглядевшись, я узнавал в ней Марину, лихую подругу Македонца. С трудом, но узнавал. Годы беспощадны к женщинам.

— Он же погиб, когда… Сколько тебе было-то? К тридцати, наверное? Сын ваш тогда только в школу пошёл. Ты серьёзно не помнишь? Первое нападение? Его ранили в грудь, он недолго мучился, почти сразу отошёл. Ты тогда чуть не рехнулась. А как по мне — так и рехнулась даже. Судя по тому, что наворотила потом…

— А сын? Где мой сын?

— Ты же забрала его с собой, когда вы… Ну, когда всё это случилось. Раскол, Комспас, уход… Вон же, внучек твой бедовый ружьём на пустыре машет.

— Внучек? — побледневшая Ольга споткнулась, ухватилась за дверь «скорой» и села рядом со старухой. — Тём, ты не мог бы оставить нас? Кажется, нам нужно многое обсудить со старой подругой…

Оставив Ольгу, отправился обратно, прямиком в лагерь Комспаса. Наши поднялись обратно на дирижабль и теперь мрачно рассматривали эту суету сверху, с прогулочной палубы. А я пошёл туда, где военные раскидывали шатры возле своей техники. Солдат в серой броне шагнул мне навстречу, подняв руку запрещающим жестом, но полковник со шрамом заметил меня и велел пропустить.

— Я смотрю, вы с ней всё ещё вместе? — спросил он.

— А ты знал? — в свою очередь спросил я.

— Что она в каком-то смысле моя бабушка? Знал, конечно. Это придало особую пикантность ситуации, согласись.

— Извращение какое-то, — я понял, что между ними, пожалуй, действительно есть некое сходство, но если не знать, то не увидишь.