Последний выдох

– В 1915 году мы сняли там сто четыре фильма, – сообщил в ухо тоненький голосок отца. – Тогда студией заведовали Ласки, Демилль и Голдфиш. Мы перевезли сюда все со склада на пересечении Вайн-стрит и Сельма-авеню. Шестнадцать кадров в секунду – старый стандарт братьев Люмьер. Из-за добавления звука новый стандарт теперь двадцать четыре кадра в секунду – девять футов в минуту, и, чтобы посмотреть кино, больше не нужно уметь читать, а еще исчезла чистота безмолвных серебристых лиц. На наш взгляд, кладбище простирается на юг до самой Мелроуз-авеню.

Салливан бросил взгляд назад в сторону озерца Дугласа Фэрбенкса.

– Папа, говори потише.

– Сам говори потише, – прошептала Элизелд, которой, разумеется, не было слышно, о чем говорил отец.

У мавзолея Бет-олам[66] надгробные камни стояли большими группами, и Салливану казалось, будто они с Элизелд и его отцом укрыты в гуще целой толпы.

Стоящие меж камней расплывчатые фигуры с человеческими очертаниями, казалось, бдительно смотрели по сторонам, словно оберегали бегство Артура Патрика Салливана, и многоголосый низкий гул звучал громче прежнего.

– Успел здесь друзьями обзавестись, папа? – прошептал Пит Салливан.

– Еще как, – ответил голос в ухе. – Подойди вон к тем дверям и настучи «Собачий вальс».

– Погоди минутку, – сказал Салливан Элизелд, подбежал к запертой двери мавзолея и простучал по стеклу: тук-тук-тук тук-тук.

Изнутри ему ответили: тук-тук.

Элизелд с улыбкой покачала головой, когда он вернулся к ней, и по широкой прямой аллее они пошли на север. В удаляющейся перспективе бордюры, казалось, сходились в одной точке, и на голубых холмах над предполагаемым перекрестком снова высились знакомые белые буквы «ГОЛЛИВУД». Почему это меня преследует?

– Это тоже надгробие, – произнес отец Салливана.

Пару мгновений они устало молча шли в сгущающихся сумерках. Впереди виднелась пара припаркованных машин, живые люди открывали дверцы и садились внутрь. Салливан больше не ощущал себя с Элизелд незваными гостями, притягивающими всеобщее внимание.

Уже у машины Брэдшоу Салливану показалось, будто вдали послышался хохот, но в его каркающих нотках уже не было триумфальных отголосков, а из радиоприемника или магнитолы поближе заиграло вступление песни Эла Джонсона «А вот и я, Калифорния».

«Давненько мы не виделись…» – подумал Салливан.

Они уселись в машину и аккуратно захлопнули дверцы. Салливан завел двигатель и на выезде на Санта-Моника-бульвар свернул направо, вынудив проезжающие мимо машины вильнуть в сторону, потому что передок «Шеви Нова» делал вид, будто собирается пересечь разделительную полосу. Салливан нервно выпалил:

– Не знаю, папа, известно ли тебе, но я не поплыл тебе на помощь.

Элизелд смотрела в окошко на китайский ресторан, мимо которого они проезжали.

– Мне известно, – пропищал комар в ухе. – И мы оба знаем, что, если бы ты поплыл, ничего хорошего из этого не вышло бы, и мы оба знаем, что из-за этого не стоит оправдываться.

Салливан вынул из бокового кармана куртки пачку «Мальборо» и губами вытащил сигарету.

– Сьюки, то есть Элизабет, рассказала уже, что на тебя охотится Келли Кит?

– Я знаю, что она поджидает меня. Поэтому на берег вышел, укрывшись внутри морского монстра. При полном заземлении и ослаблении магнитной линии.

Салливан нажал на прикуриватель.

– Что… заставило тебя выйти? – спросил он, не удержавшись от ершистой дерзости. На Элизелд он не смотрел.

– Подвернулся бесплатный билет до берега, – прозудел комариный голосок будто бы в тон Салливану, – и я решил проведать вас, дети. – Голос помолчал и добавил: – Где-то здесь активировался крупный призрак; новость взбудоражила всех нас. Я вышел из океана спустя Бог знает сколько времени и узнал, что к моей компании примкнули осколки Элизабет и что ты никогда… – Его голос снова умолк.