Салливан когда-то вычитал цитату у какого-то греческого философа, утверждавшего, что ни один человек не может дважды вступить в одну и ту же реку, потому что река никогда не будет той же самой, и человек тоже никогда не будет тем же.
Слава Богу за это, думал теперь Салливан, подзывая официантку. На ближайшем телевизионном экране, перед каким-то видавшим виды домом, отгороженным желтой полицейской лентой, заинтересованный с виду корреспондент хмурился в камеру и открывал и закрывал рот, как будто лаял, потому что на другом канале, включенном на всю громкость, раздавался оглушительный лай и кто-то время от времени повторял: «Голос!»
Салливан опустил взгляд на стол. Со звуком, без изображения, было лучше. Сегодня он наладил свою портативную радиокассетную деку, укрепленную на полу фургона, и в полуденных новостях услышал, что в Венис-Бич на берег выбросило какую-то гигантскую доисторическую рыбу и из океана выползли омары и перепугали людей на пляже.
Получается, что в Венисе случилось очень своевременное происшествие. Это весьма ободряло. Поводом поездки Деларавы туда был новостной сюжет, а не что-либо иное.
«
Он отогнал навязчиво возникающую в памяти фразу, прежде чем смог опознать голос, который
– А теперь я хотел бы переключиться на «Курз» светлое, – сказал он вслух официантке, которая поставила на стол две тарелки, источающие пар, а тепловатый стаут не годился для того, чтобы запивать еду с чесноком, соус табаско и сыр с плесенью. – Знаете что, подайте сразу два пива.
«Одно для того, чтобы помянуть, конечно же, растворившийся призрак Сьюки», – подумал он.
Теперь, слегка оглушив голову алкоголем, он пришел к приятной уверенности в том, что волновая форма, являвшаяся его сестрой, благополучно растворилась, рассеялась и выровнялась, а не продолжает существовать после смерти тела, поддерживавшего ее. Деларава отправилась сегодня в Венис лишь потому, что этого требовала работа, сказал он себе, а все призраки покоятся в мире.
Так пусть все это растворится. Слопать этот чрезмерно поздний ленч или ранний обед, позвонить Стиву, приехать к нему, выпить еще несколько банок пива, а потом валить прочь из Л.-А. Из рабочих частей фургона убрано все старое дерьмо, и ты сам, конечно, вытряхнул из души застарелую вину и неуверенность, всего лишь вернувшись в родной город, который давно перерос, и осмотревшись в нем.
Из ближайшего динамика вырывался рев, наводящий на мысль о переполненном стадионе, но на экране он теперь видел только пляж, открытые ветру баскетбольные площадки, толпу вытягивающих шеи людей в купальных костюмах… яркий солнечный свет – не прямой репортаж.
Видеть Венис-Бич было неприятно – но, бесспорно, это был всего лишь отрывок из сюжета о доисторической рыбе. Возможно, снятого как раз Деларавой. Тут Салливану принесли два пива, и он, зажав в ладони холодный стакан, продолжал поглядывать на экран телевизора.
И большой глоток холодного пива помог ему удержать безмятежное настроение. Теперь я
Как только отрывок сменился рекламой какого-то нового автомобиля, который, лихо кренясь, мчался по проселочным дорогам, он допил пиво, взял другой стакан, встал – еда могла и подождать – и направился мимо занятых столов в вестибюль, где находились телефоны и туалеты.
Высыпав горстку мелочи на деревянный пол, он выбрал четвертак, собрав остальное, ссыпал в карман, сунул монету в щель телефона-автомата и набрал знакомый номер.
Выше пояса стены были обиты пушистым красным бархатом – и ему мельком пришло в голову, что, несмотря на массивные балки под потолком и стенки из матового стекла, разделяющие кабинки, это место было, пожалуй, слишком новым для того, чтобы Делараве могло захотеться тыкать здесь по углам соломинкой и шумно втягивать воздух.