Последний выход Шейлока

– Глава местной общины лютеран… – он поднялся с матраса, взял один из ящиков, служивший мне иногда тумбочкой, а иногда – креслом. Поставил ящик ближе к окну, сел на него. – Берите второй ящик, располагайтесь здесь, доктор, – сказал он. – Здесь не холодно и не так сыро, как может показаться, зато воздух посвежел.

Я сел рядом. Некоторое время мы молча смотрели на пустую, блестевшую от дождя мостовую. Улица вела к воротам, но в ту сторону я старался не смотреть.

– Что скажете, Холберг? – спросил я. – Список подозреваемых тает на глазах.

– Во-первых, ни госпожа Бротман, ни доктор Красовски, ни тем более, председатель Шефтель не рассматривались мною всерьез в качестве подозреваемых. А во-вторых, их свидетельства помогли нам восстановить картину убийства и некоторых предшествовавших ему событий. Что же до уменьшения списка… Я еще никого из него не исключал. Вероятность того, что преступником является кто-то из троих, вами названных, все-таки есть. Хотя, не спорю – она существенно уменьшилась.

– Но ведь слова Шефтеля подтверждаются свидетельством Луизы, – напомнил я. – Ландау действительно не впустил его в гримерную! И насчет четок вы получили исчерпывающее объяснение.

– Может быть, может быть… – мой друг вздохнул. – Да, сказанное госпожой Бротман подтверждает тот факт, что председатель Юденрата не входил к Максу Ландау, а говорил с ним на пороге комнаты. В антракте. Между тем, после окончания спектакля и обнаружением трупа раввином Шейнерзоном прошло не так уж мало времени – двадцать минут или около того. Госпожа Бротман могла успеть дважды посетить гримерную. Кроме того, она и господин Шефтель могли сговориться. Он подтверждает ее слова, а она – его. Этого тоже нельзя исключать. Маловероятно – еще не невероятно. Так сказать, в-третьих.

– Но… – я инстинктивно искал оправдания своей помощнице. – Но с какой целью они могли сговариваться?

– Понятия не имею, – г-н Холберг пожал плечами. – Я просто хотел вам показать, что стопроцентно очистить кого бы то ни было от подозрений нам пока не удалось. Да, мы совсем забыли… – он быстро поднялся со своего ящика-кресла, подошел к развешенному пальто и вытащил из внутреннего кармана коробку с ампулами. – Здесь девять ампул с морфином. Для Брокенвальда – немалое состояние. Что вы собираетесь с ними делать?

– Понятия не имею, – растерянно ответил я. – Я успел забыть об этом.

– Не думаю, что есть смысл нести их в медицинский блок. Доктор Красовски наложит на них лапу, – заметил Холберг.

– Так как же мне с ними поступить?

Г-н Холберг пожал плечами.

– Может быть, есть резон вернуть все владелице. Пусть воспользуется по своему разумению. Мало ли кому еще понадобиться обезболивающее средство… – мой сосед надолго замолчал. Мне даже подумалось, что он уснул, сидя на ящике. Но когда я собрался тронуть его за плечо и посоветовать лечь на матрас, он вдруг заговорил. Как обычно, лишенным эмоциональной окраски голосом.

– Профессор Зайдель – хороший специалист, – сказал он. – Очень хороший. Может быть, лучший в Европе.

– Вы уже говорили это, – заметил я. – И я вам верю.

– Да, – он словно размышлял вслух. – Профессор Зайдель дал очень подробное описание всех болезней покойного. В том числе и обширной опухоли. Рак. С отдаленными метастазами, то есть, на стадии уже последней. Он отметил и все наружные повреждения – например, царапины от плохой бритвы, оставшиеся на подбородке, старый синяк неизвестного происхождения на левом бедре, и так далее.

Я все еще не понимал, к чему он клонит. Он искоса, вполоборота взглянул на меня. В сгустившемся сумраке его глаза казались глубокими черными провалами на смутно серевшем лице с заострившимися словно у покойника чертами.

– Такие дела, – сказал г-н Холберг. – Профессор Зайдель ни словом не упомянул о том, что покойный регулярно кололся. На теле Макса Ландау отсутствуют следы инъекций. И значит, либо госпожа Бротман нам сказала неправду, либо Ландау находил другое применение для морфина, которым его снабжала сердобольная восприемница… – он помолчал, потом добавил: – Я склоняюсь ко второму, поскольку госпожа Бротман уже знала с моих слов об осмотре тела, произведенном Иржи Зайделем. И значит, понимала, что отсутствие следов уколов вызовет недоверие к ее рассказу.

– Значит, она была уверена в том, что Макс Ландау колет себе морфин, – вставил я.

– Вот-вот. А что в действительности делал с лекарством покойный, нам только предстоит разобраться, – он поднялся с ящика и направился к своему матрасу. – Спокойной ночи, доктор Вайсфельд. Я зайду за вами завтра вечером. На службу. Составите мне компанию? Хочу навестить нашего раввина. Ведь он первым нашел тело убитого.

Глава 6