Последний выход Шейлока

— Вас интересует, были ли мы любовниками? — Луиза отвечала равнодушным голосом, вернее — рассеянным. Видно было, что ее занимают другие мысли. — Нет, разумеется. Но если вы имеете в виду другую близость, не телесную — да. Хотя это продолжалось около месяца — пока он не уехал.

— И больше не виделись?

— Нет. Встретились уже здесь, в Брокенвальде… — она остановилась, коротко взглянула на нас.

— И вы, конечно, помнили его все эти годы.

— И да, и нет. Слишком много событий произошло. Я вспомнила о нем — здесь, при встрече. О нем и о его жене… — Луиза, до того исподлобья смотревшая на моего друга, отвернулась. — Господин Холберг, я восхищаюсь ее поступком. Я сочувствую ее страданиям…

— Страданиям? — бывший полицейский хмыкнул. — Да, конечно. Вы имеете в виду болезнь мужа?

— При чем тут болезнь? Я имею в виду его чудовищное отношение к ней, — ответила Луиза.

— Чудовищное отношение? — г-н Холберг чуть замедлил шаги, бросил на меня вопросительный взгляд.

— Да, это так, — подтвердил я. — Не далее как накануне спектакля мы с госпожой Бротман были свидетелями отвратительной сцены… — я вкратце пересказал новому соседу историю скандального появления в медицинском блоке Макса Ландау и его жены. — Если говорить о вопиющей неблагодарности, то тут у господина Ландау было не так много конкурентов. Разумеется, — поспешно добавил я, — не гоже так говорить об убитом.

— Нет-нет, я думаю, в нашем случае говорить можно все, — сказал Холберг. — Мы ведь не сплетнями занимаемся, а пытаемся пролить свет на тайну его убийства, — мне показалось, что последняя его фраза была обращена не столько ко мне, сколько к моей помощнице, с явной неохотой рассказывающей о покойном. — А почему вы говорите о неблагодарности, Вайсфельд? За что господин Ландау должен был благодарить свою жену?

— Госпожа Ландау — урожденная баронесса фон Сакс, — ответила за меня Луиза. — Старинный немецкий род, по-моему, одним из предков был легендарный поэт Ганс Сакс. Непрямым, возможно, но тем не менее. Так что в жилах госпожи Ландау текла чистейшая нордическая кровь, арийская, без малейшей примеси, — мне показалось, что в голосе моей помощницы прозвучала скрытая и не совсем уместная ирония. — Так что никто бы ее не отправил в гетто, если бы она сама не захотела этого. Мало того. Нужно было не просто принять решение, нужно было еще и добиться его реализации. Насколько мне известно, власти Рейха не позволяют арийским супругам евреев сопровождать последних в гетто.

— По большей части — да, вы правы, — сказал Холберг. — Но нет правил без исключений — даже в Рейхе. Например, существуют так называемые еврейские дома в Берлине, в Дрездене. Наверняка еще где-то, возможно, в Гамбурге. Как раз в Дрездене мне довелось прожить в одном таком доме три дня. Нечто вроде маленьких гетто, в которых живут смешанные немецко-еврейские семьи. При выходе в город их обитатели должны надевать повязки со звездами Давида. Как и в нашем гетто. Да, такие четырехэтажные еврейские дома-гетто в арийских городах. Но вы говорили о жене режиссера Ландау. О ее благородстве и его неблагодарности. Право, я не уверен, что в подобном случае следует говорить о благодарности или неблагодарности. Человек вообще существо по большей части непредсказуемое… Тем не менее — да, интересно. С ней вы тоже познакомились в Вене, госпожа Бротман?

— Да. Сначала приехал Макс, спустя какое-то время — Лизелотта. В Россию они отправились вместе.

Мы подошли к двухэтажному дому, возвышавшемуся между двух одноэтажных и явно нежилых зданий с наглухо забитыми окнами и дверями.

— Пришли, — моя помощница вздохнула с явным облегчением. — У вас еще есть вопросы ко мне, господин Холберг? Если да — задавайте. Я не могу пригласить вас в гости, надеюсь, вы понимаете. В одной комнате нас шестеро, и ваш визит смутит моих соседок.

Холберг осмотрелся по сторонам. В узком проходе между домом, в котором жила Луиза, и стеной соседнего здания стояла парковая скамейка с изрезанной непристойными надписями спинкой.

— Что, если мы присядем? — предложил он. — На несколько минут.

Луиза пожала плечами. Она была недовольна, но первой подошла к скамейке и села. Рядом сел г-н Холберг, я примостился в некотором отдалении.

— Итак? — Луиза выжидательно посмотрела на моего соседа. — Что еще вас интересует? Кроме наших встреч с покойным восьмилетней давности?

— Кое-что совсем недавнее, — ответил Холберг. — Например, виделись ли вы с Максом Ландау в день убийства?

Госпожа Бротман какое-то время смотрела на него, словно решая — стоит ли отвечать. Видимо, решившись, она расстегнула сумку и извлекла из нее средних размеров плоскую картонную коробку.

— Вот, — Луиза протянула коробку мне, хотя смотрела при этом на моего друга. — Они мне больше не нужны.

В коробке что-то негромко звякнуло. Приподняв крышку, я обнаружил около десятка одинаковых ампул с прозрачной жидкостью. Машинально взяв одну из них, я пощелкал ногтем по узкому запаянному горлышку, сбивая образовавшиеся пузырьки.