Последний выстрел. Встречи в Буране

— Ох, да где уж там ходить на уколы, — вздохнула женщина. — Работа у нас такая — некогда. В пять часов утра коровушек подоить нужно? Нужно. В обед нужно? Нужно. И вечером тоже нужно. Так и мотаешься от утра и до ночи... Сейчас еще ничего, сейчас благодать, а вот зимушка придет — совсем трудно. И подои коров, и накорми, и стойло убери... Вы уж порошки какие-нибудь домой дайте.

— Я вам выпишу больничный лист.

— Не, не, — замахала руками доярка. — Доить некому. Болей не болей, а доить нужно.

Когда женщина ушла, Вера Матвеевна опять заохала:

— Вот ведь как работают люди. Да я теперь на молочко молиться буду. А наши-то иные городские дамы привередничают... Помните, Михаил Петрович, как одна жаловалась на вас, в газету писала...

Ему запомнился тот смешной и грустный случай. Однажды пришла на прием дама. Обворожительно улыбаясь, она говорила:

— Ах, доктор, посоветуйте, на какой мне курорт поехать. Полнеть я стала, на три триста поправилась...

Доктор Воронов стал расспрашивать даму, где работает, в каких условиях живет. Дама с обворожительной улыбкой отвечала охотно, душу, можно сказать, изливала. Оказалось — нигде она не работает, воспитывает единственного сына, живет прилично, квартира хорошая, мужем довольна. Муж — человек в городе видный... Выяснилась и еще одна деталь: дама училась когда-то в текстильном техникуме, с годик работала даже, потом вышла замуж, с тех-то пор и не работает: семья! Полнеть даме совсем не хочется. Полные, как она слышала, не в моде...

— Я бы вам посоветовал идти работать. Это самое верное средство от полноты, — искренне пояснил наивный доктор.

Бог мой! Куда девалась обворожительная улыбка дамы! И сама дама пулей выскочила из кабинета, полная гнева и жажды мести... И она отомстила, написав письмо в редакцию центральной газеты о грубости врача М. П. Воронова... Известно, оскорбленные дамы в выражениях не стесняются и такое могут написать, что не придумаешь и во сне не увидишь... Письмо, правда, в газете не напечатали, его переслали в облздрав «для принятия мер». Облздрав, конечно, меры принял, провел с неосторожным доктором воспитательную работу. Свою очевидную невиновность доктор Воронов доказать не мог, потому что дама — это «народ», а он просто врач, слуга народа...

Антон Корниенко хохотал:

— Эх ты, просветитель начальственных дам, схлопотал и себе выговор, и мне.

— А тебе за что? — удивился хирург.

— За перерасход электроэнергии... Муж-то дамы прежде перерасхода не замечал, а теперь прозрел, заметил...

Узнав об этой истории, Тамара печально вздыхала:

— Ах, Миша, Миша, ну зачем ты с нужными людьми ссоришься? Ты ведь знаешь — ее муж имеет прямое отношение к квартирам... В городе так трудно получить хорошую отдельную квартиру, а у тебя был удобный случай заполучить поддержку...

— Подойдет очередь, и без поддержки получим, — отмахнулся он.

...В приемную забежала Рита.

— Михаил Петрович, вас просит Лидия Николаевна.

— Что с ней? — всполошилась Вера Матвеевна.

— Ничего, ничего, радио слушает, — ответила Рита.

— Больных на прием нет, садитесь, Михаил Петрович, сейчас будут передавать концерт-лекцию «Поет Эдит Пиаф», — пригласила Фиалковская.

По радио пела знаменитая француженка.

Лидия Николаевна лежала с прищуренными глазами, и лицо ее было озарено счастливым упоением, на подушке рассыпались длинные светлые волосы. Она слушала музыку, слушала голос, чуть шевелила губами, как будто, не понимая слов чужой песни, внутренне создавала свою, на своем языке, и беззвучно вторила певице.

— Вы знаете, о чем она поет? — шепотом спросила Лидия Николаевна. — О том, как трудно и чудесно любить... Эдит Пиаф попадала в автомобильные аварии и, как я, лежала в больницах...

— У вас много общего. — Михаил Петрович улыбнулся. — Может быть, и голос у вас такой же?

— Не смейтесь... А я ведь пою. Вы только не слышали. И на баяне играю... Вы тоже не слышали... Вы многого не знаете из того, что я умею.

— Надеюсь, узнаю.

— Может быть.

Когда концерт закончился, Лидия Николаевна попросила:

— Расскажите, Михаил Петрович, кто приходил сегодня на прием.

Он рассказывал ей о приеме, о том, кто и с чем обращался, вспомнил и о доярке Паренкиной, удивляясь:

— Неужели доярки вот так работают каждый день с утра до вечера? Где же в таком случае законы об охране труда?

— Вы мало живете в Буране, мало узнали. Я тоже первое время удивлялась, потому что смотрела на все глазами горожанки. Теперь привыкла и поняла: иначе здесь нельзя.

Михаил Петрович усмехнулся.

— Труд создал человека, он же его и гробит... Разве нет возможности установить сменную работу на фермах?

Чувствуя себя несомненно более осведомленной в сельских делах, Фиалковская снисходительно заметила:

— Вы, Михаил Петрович, фантазер...

— Кто здесь фантазер? — подхватил вошедший в палату Синецкий, нагруженный книгами.

— Да вот Михаил Петрович фантазирует... Тяжелая, говорит, работа у доярок — с утра до вечера, с утра до вечера...

Положив книги на тумбочку, Синецкий сказал:

— Работа у доярок действительно пока нелегкая, но почетная.