Последний выстрел. Встречи в Буране

— Мы не убивали, Полинка, слышишь, не убивали. Мы только защищались. Ты слышишь? Защищались... Да разве они люди? Ты знаешь, что они хотели сделать с нами — и с тобой, и со мной? Ты видела, как они унизили нас, заставили бежать за бричкой, заставили, как своих рабов, работать на них. Ты видела, как они смеялись, глумились над нами, — торопливо говорил Дмитрий, как бы доказывая ей, что они правы, что иначе они поступить не могли, что не было у них другого выхода.

— Все равно страшно, страшно, — сквозь рыдания твердила она.

Страшно было и Дмитрию, но он подавил в себе страх.

— Вставай, Полина, вставай, — тормошил он ее, заглядывая в черные мокрые глаза. — Вставай же...

— Я не могу, мне страшно...

Дмитрий рассердился. Он ухватил ее, поднял, поставил на ноги и, резко встряхнув за плечи, крикнул:

— Не глупи, слышишь?! Беги! — и грубовато толкнул ее в спину.

В тот день в Березовку они так и не пошли.

14

Оккупационные власти без всяких проволочек разрешили Тихону Бычку открыть частный магазин, и он самым серьезным образом надумал заняться купеческой деятельностью. Кузьма Бублик за немалую цену продал ему свой каменный амбар. Правда, амбар нужно было еще оборудовать по всем правилам, а лес достать трудно, и решил тогда Тихон Бычок наведаться к знакомому леснику. Раздобыл он пропуск, запряг райпотребсоюзовскую лошадь, ту самую, на которой, бывало, развозил товары по криничанским магазинам, и утром отправился в лес.

От Криничного до лесника путь не близкий, и у Бычка было достаточно времени, чтобы подумать, поразмыслить. Все-таки правильно он сделал, что не подался в эвакуацию. Что ему делать на чужой стороне? В своем доме оно поспособней жить, в своем доме и стены помогают. Не растерялся он, когда в Криничном не разбери господи что творилось: склады были открыты, товары не знаешь, куда везти... Тихон Бычок вовремя догадался, куда девать богатство — и хлебушком запасся, и крупой, и консервами, и ящики со сливочным маслом удобно приютились в прохладном его погребе. Да если все это с умом реализовать — с деньгой будешь, и с какой деньгой!

Чего-то испугавшись, лошадь метнулась в сторону, и Тихон Бычок ударился ногой о колесо. Заныла, заболела раненая нога. Он тоже был ранен... Правда, не на войне — вырвалась из рук одна штуковина и бухнула под ногами, кость перешибла. Любил он изобретать эти самые штуковины. Заберется, бывало, подальше от Криничного, бросит штучку в облюбованную заводь, шарахнет она, и с рыбой он... Другие с удочками сидят, переметы ставят — попадется или не попадется рыбешка на крючок? А у него всегда клев, не жалей только взрывчатку... Подрывному делу научился Тихон Бычок в армии на действительной службе, его даже хотели тогда в инженерное училище направить. «Талант у тебя к подрывному делу, товарищ Бычок, изобретательская мысль работает», — говорил ему командир. Но в училище его не приняли бы: грамоты мало, три класса сельской школы, вот и все образование...

— Не подвезешь ли, хозяин? — раздался голос.

Тихон Бычок поднял голову и обомлел: на дороге, что пробегала мимо перелеска, стоял Романов, председатель райисполкома! В бобриковом пиджаке, в яловых сапогах и мерлушковой шапке, он был все такой же — высокий, крепкий, с добродушным улыбчивым лицом.

— Ды как же, ды как же, Терентий Прокофьевич, ты на виду, — испуганно залопотал Бычок.

— Положим, не всегда на виду, — заулыбался Романов, — иногда временно и прятаться приходится. — Он вскочил на телегу, устроился поудобней рядом с Тихоном Бычком и поинтересовался:

— Далеко ли путь держишь?

— Друга-приятеля проведать.

— Хорошее дело друзей не забывать в такое время.

— Ды как же понимать, Терентий Прокофьевич, ты, говорили, уехал? — осторожно сказал Бычок.

— Как видишь — не уехал. Хотел, да не отпустили...

— Не отпустили? — удивился Бычок. — Ды кто же не отпустил-то?

— У меня один хозяин и начальник один — избиратели, они-то и не отпустили, наказали в районе оставаться.

— Чудно говоришь! Ды что же делать в районе, коли немцы кругом!

— Так-таки и «кругом», — улыбнулся Романов. — Мы вот едем с тобой и не видим их. — Романов помолчал немного, потом задумчиво добавил: — Ты вот говоришь — немцы. Значит, прогнать надо, чтобы не было их.

— Прогнать такую силищу? — Бычок с сомнением покачал головой. — Сила есть сила, против нее не попрешь. Гитлер, говорят, окружил Москву, Ленинград захватил...

— Кто говорит? Сам же Гитлер и говорит. Для нас не авторитет его болтовня.

Тихон Бычок с легкой усмешечкой поглядывал на Романова: пой, ласточка, пой, ты говорил когда-то, что у Гитлера кишка тонка, не бывать фашистам в Криничанском районе, а они пришли, выперли тебя из кабинета, заставили, как волка, по лесам шастать. Бывало, на машине разъезжал по району, а теперь и телеге рад...

— Слышал я, магазинчик ты задумал открыть, Егорыч, — как бы между прочим проговорил Романов.

Тихон Бычок скосил глаза на собеседника, недоумевая, откуда тому все известно? Отпираться он не стал и ответил уклончиво:

— Жить как-то надо.

— Верно, верно, жить надо... А торговать чем будешь?