Последний вздох

Я не осознавал, что Василий был непосредственно вовлечен в её продажу, хотя и знал, что он её похитил. Ему приходилось поддерживать схему продажи в угоду своему дяде. Его цели оправдывают средства, хоть и заставляют меня желать выстрелить ему в лицо. Встряхнувшись, я возвращаюсь в ванную. Рэйган вытирается, а я стараюсь не смотреть на неё. Но ванная слишком мала, чтобы не замечать деталей её безупречного тела. Мое же тело предсказуемо реагирует на это, и полотенце приподнимается.

— Прости, — бормочу я.

— Я восприму это, как комплимент, — вздыхает она. — Мой измеритель оскорблений устал. Я устала.

Мы поспешно одеваемся, игнорируя то, что я испытываю.

Рэйган выводит нас из ванной, но не перестает часто дышать. Василий снимает рубашку и ремень, кладет их на кровать и встает на колени с руками за головой.

— Что ты делаешь? — спрашивает она.

— Возмездие, — Василий даже не оборачивается и почти не шевелится.

— Он хочет, чтобы ты ударила его ремнем, — прихожу я на помощь.

— Он думает, что избив его, я наверстаю упущенное? — кричит она.

— Моя догадка.

Рэйган обходит кровать и берет ремень. Мы ждем. Она пропускает ремень через пальцы и играет концом пряжки в руке, возможно, проверяя её силу.

— Обмотай маленький конец вокруг своей руки и бей, — объясняет Василий.

Это нереально. Василий дает указания Рэйган о том, как лучше избить его. Оглянувшись, я замечаю диван и направляюсь к нему. Вся эта сцена, будто из дурной драмы. Рэйган выполняет его инструкции, наматывая мягкий конец на свою руку, и несколько раз поднимает ремень в воздух. Кажется, я вздрагиваю, а Василий нет. Она откидывает руку назад и выгибает вперед. Слышим свист ремня, летящего по воздуху. Василий не двигается ни на дюйм, а пряжка не достигает своей цели. Рэйган бросает ремень на кровать.

— Живи с этим, — выплевывает она. — Я не освобожу тебя от вины.

— Тебя не должны были продавать, — говорит Василий. — Ты должна была сидеть в безопасности, пока Дениэл не придет за тобой, но… — он делает паузу. — Что-то пошло не так. Кто-то, кому я доверял, предал меня.

Услышать это было слишком для Рэйган. Она падает на диван рядом со мной.

Глава 20

Рэйган

Я снова вернулась из чистейшего счастья в полнейший ад. Дениэл, замечательный удивительный Дениэл, мой спаситель из борделя, в которого я почти влюбилась, работает с одним из тех, кто меня продал.

Дениэл велел доверять ему. Я доверяю. Но это тяжело. Каждый раз, увидев нового мужчину, я вижу свою квартиру, вспоминаю, как меня связывают и вставляют кляп, чтобы я не могла кричать. Вижу лицо Юрия, когда он хрюкает и потеет надо мной.

Но Дениэл убил Юрия. Хотя бы так.

А теперь, вот это.

Я смотрю в лицо большому блондину. Он ждет. Все еще стоит на коленях и смотрит прямо на меня. Похоже, он ждет, что я передумаю и скажу «да» его избиению. Будто я возьму ремень, и внезапно мастерски расправлюсь с ним.

Ждет, что я опущусь до их уровня.

Но я не сделаю этого.

— Значит, меня не должны были продать? — мой голос кажется монотонным даже мне. — Это просто чертова ошибка, не так ли?

Дениэл проводит рукой по моей щеке.

— Ты в порядке?

Инстинкты подсказывают мне оттолкнуть его руку, чтобы защитить себя. Но впервые за долгое время я игнорирую их и наклоняюсь к нему. Если я не могу доверять Дениэлу, то у меня вообще ничего нет.

— Я в порядке.

— Тебе необходима компенсация, — говорит блондин, прерывая нас.

Я смотрю на него, но он не двигается. Выражение его лица жестче и тверже, чем я когда-либо видела у Дениэла, оно бесстрастно. Он все еще ждет.

— Как тебя зовут? — спрашиваю я.

— Меня зовут Василий Петрович из банды Петровича, — хрипит он.

Его голос самый глубокий из всех, который я когда-либо слышала. А акцент хоть и слабый, но такой знакомый и такой ненавистный.

— Ну, Василий…

Я раздумываю мгновение и смотрю на Дениэла. Ему неудобно наблюдать эту сцену.

— Я прощаю тебя.

Огромный русский каменеет:

— Ты не можешь простить меня без возмездия.

— Могу, — говорю я в протест его желаниям. — Я прощаю тебя. Проехали.

Конечно, на самом деле, я не прощаю, но для него это будет большим уроком, чем избиение ремнем. Думаю, боль значит для него больше, чем милосердие. Но не в этом случае. Я задумываюсь об этом, но не чувствую себя виноватой.

Василий не двигается.

Поднявшись со своего места, я становлюсь перед огромным пугающим русским, все еще стоящим на коленях в ожидании побоев, которых никогда не дождется, и касаюсь рукой его лица:

— Встряхнись? Мы можем начать новую жизнь.

Мужчина отшатывается от моей руки, удивляя меня.

Дениэл подходит и отталкивает меня. Возможно, он догадывается о моей игре и не одобряет. Я не виню его. Это всё равно, что дразнить раненного медведя.

— Василий не подлиза, — говорит он мне. — Он не любит, когда его трогают.

— Ох, — я принимаю этот факт. — Хорошо, — послушно говорю я, но не забуду этой ценной, как самородок, информации.

Дениэл подходит к кровати и берет пистолет, проверив магазин, и вооружается снова. Он бросает быстрый взгляд на Василия, который не двигается, и раздражение отражается на его лице.