Последний замок

От прикосновения руны на ее запястье чары развеялись, и Туржан снова стал человеком. Ошеломленный, он смотрел на почти неузнаваемую Т’саин.

Она попыталась улыбнуться ему.

— Туржан… ты свободен…

— А где Мазириан?

— Он мертв, — девушка устало опустилась на каменный пол и затихла. Туржан осмотрел ее.

— Т’саин, мое дорогое создание, — прошептал он, — более благородная, чем я. Ты отдала свою единственную жизнь за мою свободу.

Он поднял ее тело.

— Я восстановлю тебя в чане. Ты станешь такой же прекрасной и здоровой, как прежде!..

И он понес ее по каменным ступеням вверх.

Т’саис

Т’саис выехала из рощи и в нерешительности остановила лошадь. Она сидела, глядя на зеленый луг, уходивший к реке… Затем сжала колени, и лошадь двинулась дальше.

Она ехала в глубокой задумчивости. Небо над ней, покрытое облачной рябью, отбрасывало на землю глубокие тени. Лившийся сверху, отраженный и преобразованный свет заливал местность тысячами оттенков. На Т’саис вначале упал зеленый луч, затем ультрамариновый, топазовый, рубиново-красный. Окружающий ландшафт окрашивался соответственно.

Т’саис закрыла глаза, чтобы не видеть эти меняющиеся цвета. Они раздражали ее, не давали ясно видеть окружающее. Красный ослеплял, зеленый душил, синий и пурпурный намекали на недоступные ее разуму загадки. Как будто вся вселенная была создана специально, чтобы ошеломлять ее своим видом, вызывать в ней ярость… Бабочка с крыльями, расцвеченными как драгоценный ковер, пролетела мимо, и Т’саис захотелось ударить ее своим мечом. С огромным усилием девушка сдержалась: Т’саис была страстной натурой и не привыкла к самоограничению. Она взглянула на цветы под ногами лошади — бледные маргаритки, колокольчики, вьюнки и оранжевые золотые шары. Больше она не будет давить их, вырывать с корнем. Ей подсказали, что порок заключен не во вселенной, а в ней самой. Подавив враждебность к бабочке, цветам и меняющимся оттенкам света на небе, она поехала дальше по лугу.

Перед ней поднималась роща высоких деревьев, дальше виднелись заросли тростника и блестел ручей, тоже изменявший цвет своих струй в соответствии с цветом неба. Т’саис свернула и вдоль речного берега направилась к длинному низкому дому.

Она спешилась и медленно подошла к двери черного дымчатого дерева, на которой было изображено сардонически улыбающееся лицо. Она потянула за язык, внутри зазвучал колокол.

Ответа не было.

— Панделум! — позвала она.

Вскоре послышался приглушенный ответ:

— Входи.

Девушка распахнула дверь и вошла в комнату с высоким потолком, увешанную коврами и лишенную мебели, если не считать небольшого дивана.

— Чего ты хочешь? — донесся из-за стены голос, густой, сочный и бесконечно печальный.

— Панделум, сегодня я узнала, что убийство — это зло, что мои глаза обманывают меня, и там, где я вижу только резкие краски и отвратительные очертания, на самом деле живет красота.

Некоторое время Панделум молчал; затем послышался его приглушенный голос, отвечавший на невысказанную мольбу о знании:

— По большей части это правда. Живые существа имеют право на жизнь. Это их единственное подлинно драгоценное достояние, и отнятие жизни есть злейшее преступление… Что касается остального, то вина не твоя. Красота есть всюду, все, кроме тебя могут видеть ее. Это весьма меня печалит, потому что тебя создал я. Я вырастил тебя из клетки; дал звучание струнам жизни в твоем теле и мозге. И несмотря на все мои старания, я допустил ошибку; когда ты вышла из чана, я обнаружил в твоем мозгу порок: вместо красоты ты видишь безобразие и вместо добра — зло. Подлинное безобразие, подлинное зло ты никогда не видела, потому что на Эмбелионе нет ничего злого и мерзкого… Если бы ты встретилась с таким, я опасался бы за твой разум.

— Не можешь ли ты изменить меня? — воскликнула Т’саис. — Ты волшебник. Неужели я и впредь должна жить слепой к радости?

Вздох донесся из-за стены:

— Я действительно волшебник, знаю все до сих пор созданные заговоры, знаю хитрости рун, заклинаний, волшебных изображений, экзорцизма, талисманов. Я Владыка Математики, лучший после Фандаала, ничего не могу сделать с твоим мозгом, не уничтожив твои разум, личность, твою душу — потому что я не Бог. Бог может вызвать предмет к существованию, а я опираюсь только на магию, ее заговоры способны лишь изменять и переделывать пространство.

Надежда во взгляде Т’саис растаяла.

— Я хочу на Землю, — сказала она немного погодя. — Небо на Земле постоянного голубого цвета, и в нем царит красное солнце. Я устала от Эмбелиона, где нет никаких голосов, кроме твоего.

— Земля, — задумчиво сказал Панделум. — Тусклое место, древность которого превосходит всякое знание. Когда-то это был мир высоких облачных гор, ярких рек, а солнце его было белым сверкающим шаром. Века дождя и ветра избили и сгладили гранит, а солнце теперь слабое и красное. Тонули и вставали вновь континенты. Миллионы городов вздымали свои башни, потом распадались в пыль. Теперь на месте прежних людей живут несколько тысяч странных созданий. На Земле гнездится отцеженное временем зло… Земля умирает, она в сумерках… — Колдун замолчал.