Последний занавес

Сэр Генри воспринял все это, как принято по традиции. Он побарабанил пальцами по бокалу, глубокомысленно посмотрел на тарелку, поднял взгляд на Томаса и под конец, словно возражая против его слов, поднял руку и позволил ей опуститься. За столом ощущалось сильное, хоть и сдерживаемое напряжение. Когда все расселись по своим местам, сэр Генри поднялся для произнесения ответной речи. Трой приготовилась к звучным фразам и мощному потоку красноречия. Учитывая нынешнюю семейную атмосферу, трогательной простоты и выражения сильных чувств она не ожидала. Тем не менее речь сэра Генри отличалась именно этими особенностями. Это была также очень мужская речь.

— Как актер, всю жизнь играющий то на одних подмостках, то на других, — говорил сэр Генри, — я привык к аплодисментам и произнес немало слов благодарности, адресованных самой разной аудитории. Но сколь бы трогательны ни были эти события, нет у старого комедианта аудитории ближе, чем родные и наиболее испытанные и доказавшие свою верность друзья. В этом смысле мы с дорогим стариной Томми схожи: самые ценные мысли не нуждаются в многословии. От краткости они хуже не становятся (со стороны Полин, Дездемоны и пастора послышатся гул явного одобрения). — Сэр Генри помолчал и посмотрел сначала на Пола, затем на Фенеллу. — Раньше, продолжал он, — я намеревался повременить с объявлением о готовящихся счастливых переменах в моей жизни до сегодняшней встречи за этим столом. Но события последних дней заставили, как бы сказать, пришпорить лошадей, так что эти добрые перемены в судьбе уже ни для кого не секрет. — Судя по удивленным взглядам сквайра и пастора, для них это как раз было полной неожиданностью. — Тем не менее следует провести одну небольшую церемонию.

Он вынул из кармана сафьяновую коробочку, открыл ее, извлек ослепительно блеснувшее кольцо и, подняв мисс Орринкурт на ноги, надел на безымянный палец и поцеловал его. Мисс Орринкурт оценила кольцо опытным взглядом знатока и порывисто обняла жениха. Слушатели бурно зааплодировали, и под шум аплодисментов Седрик пробормотал:

— Это настоящий бриллиант королевской огранки. Честное слово, он самый. Держите меня, ребята.

Сэр Генри довольно решительно усадил невесту на место и продолжал выступление.

— В нашей семье, — говорил он, — сложилась традиция, по которой глава ее женится дважды. Сир д’Анкред… — Тут сэр Генри сделал паузу, давая возможность оценить возраст генеалогического древа. Трой почувствовала, что смущение уступает место скуке. Но очередной поворот темы привлек ее внимание. — В традицию также вошло, продолжал сэр Генри, — что по таким поводам, как сегодняшний, тот Анкред, в честь которого все собрались, показывает своей семье способ, при помощи которого он установил в доме существующий порядок (при этих словах мистер Рэттисбон сильно округлил брови и издал квакающий горловой звук). Быть может, в наши дни такая откровенность вышла из моды, однако же в связи с этим вспоминается одна ситуация, описанная у Шекспира. Король Лир… — Но, взглянув на дочерей, сэр Генри не стал развивать аналогию. Он просто сказал, что хочет возродить забытую традицию. — Сегодня, — продолжал сэр Генри, — я оформил — мой старый друг Рэттисбон поправит, если я употребил не тот термин («Мм», — смущенно промычал мистер Рэттисбон), спасибо… так вот, сегодня я оформил Мое завещание. Это простой короткий документ, составленный в духе, побудившем моего предка сира д’Анкреда… — За столом прошелестел тревожный вздох, но на сей раз экскурс сэра Генри в старину оказался относительно коротким. Откашлявшись и взяв ноту такую торжественную, что в ней прозвучал едва ли не религиозный экстаз, он изложил суть завещания.

Более всего Трой была озабочена тем, чтобы избежать взглядов присутствующих. Ради достижения этой цели она упорно разглядывала орнамент вазы, стоявшей на столе прямо перед ней. До конца дней при любом упоминании последней воли и завещания сэра Генри в ее воображении будет немедленно возникать пухлый серебряный купидон, изображенный в позе одновременно энергической и расслабленной, стремящийся оторваться от округлой поверхности, на которой он удерживается одним лишь большим пальцем ноги, и изгибающий правую руку, держащую на самом кончике указательного пальца рог изобилия с орхидеями, в три раза превышающий своими размерами самого купидона.

Сэр Генри говорил о том, что кому достается. Пять тысяч фунтов — его преданной снохе Миллимент, пять тысяч — возлюбленной овечке Дездемоне. Немалые суммы завещаются доктору и слугам дома, охотничьему клубу и церкви. Внимание Трой рассеивалось, и все же она уловила тот момент, когда сэр Генри попытался провести какую-то параллель между собой и патриархом из Пятикнижия.