Последний занавес

— Выяснились еще два обстоятельства, не исключено, из них можно будет кое-что извлечь, — сказал Фокс.

У Аллейна сложилась вполне отчетливая картина чаепития. Фокс, вне всяких сомнений, потягивал и похваливал чай, шутил, выражал сочувствие, почти не задавал вопросов, но все время получал ответы. В этой игре он был гроссмейстер. Он развлекал своих хозяек всякими безобидными намеками, получая в награду кучу разнообразных сплетен и слухов.

— Очень похоже на то, мистер Аллейн, — снова заговорил Фокс, — что наша юная дама, как говорит Изабель, просто водила сэра Генри на коротком поводке, и ничего больше.

— Вы хотите сказать…

— Если верить Изабель, отношений не было, — спокойно подтвердил Фокс. — Либо брак, либо ничего.

— Ясно.

— Изабель говорит, что до того, как всплыла эта история с письмами, между мисс О. и сэром Седриком царило полное взаимопонимание.

— Взаимопонимание — какого рода?

— Видите ли, сэр, судя по некоторым намекам мисс О., Изабель заключила, что по прошествии некоторого времени, требуемого приличиями, мисс О. рассчитывает-таки превратиться в леди А. Таким образом она, как говорится, потери в одном отношении компенсирует выигрышем в другом.

— О Господи, — вздохнул Аллейн. — «Что за созданье человек!»[49] Если это правда, то в фиглярском поведении юного и несимпатичного баронета многое проясняется.

— Если допустить, — подхватил Фокс, — что мисс Орринкурт имеет какое-то отношение к фокусам с термосом, можно задаться вопросом, знал ли о ее поползновениях сэр Седрик.

— Можно.

— Понимаю, это глупо, — Фокс почесал нос, — но всякий раз, как начинается новое расследование, я пытаюсь разобраться, способен ли на убийство человек с таким-то характером. Да, глупо, потому что никакого такого определенного характера не существует, и все-таки я вновь и вновь спрашиваю себя об этом.

— И в настоящий момент вы задаете себе этот вопрос применительно к мисс Орринкурт?

— Именно так, сэр.

— Что ж, это нормально. Верно, никто еще — если оставить в стороне хвастунов — не обнаружил некоего общего для всех убийц свойства, понятного и легко различимого. Но из этого не следует, будто надо окорачивать себя, говоря: «Этот мужчина или эта женщина отличаются особенностями, которые не позволяют им совершить убийство». При этом особенностями этими вовсе не обязательно восхищаться.

— Помните, что сказал мистер Баркер о крысах в покоях мисс Орринкурт?

— Помню.

— Он сказал, что мисс Орринкурт слышать ничего не хочет о ядах, во всяком случае, травить ими крыс у себя в комнате она категорически отказалась. А теперь, сэр, позвольте спросить, похоже это на молодую женщину, которая, скажем, хоть в какой-то мере прикидывает возможности использования яда? Похоже? Случайно она никак не могла бы его подсыпать. Она могла бы прикидываться, будто боится яда, чтобы отвести от себя возможные подозрения, но это, по-моему, слишком смелая гипотеза. И еще. Разве призналась бы она так легко в этих розыгрышах? Вспомните, вы захватили ее врасплох, но у меня сложилось впечатление, что она больше смущена тем, что ее поймали на этих фокусах как таковых, нежели испугалась, что они могут заставить нас заподозрить что-то иное.

— Да ее вообще больше всего заботит завещание, — сказал Аллейн. — Все эти дурацкие шутки они с мистером Седриком затеяли только для того, чтобы настроить старика против Пэнти. Думаю, что к мазне на портрете мисс Орринкурт руку приложила, возможно, это Седрик надоумил ее рисовать на высохшем холсте. Мы знаем, что «Малину» купила она, а он признался, что дальше уж сам ею распорядился. Я думаю, что она положила начало всему представлению, покрыв краской перила. Хотя задумали они это предприятие совместно. В общем-то он почти прямо это признал. И теперь она боится только одного — как бы публичный скандал не помешал ей получить положенное по завещанию.

— И все же…

— Знаю, знаю. Остается еще этот чертов звонок. Ладно, Фокс. Вы хорошо поработали. А теперь, полагаю, пришла пора потолковать с миссис Генри Анкред.

4

Миллимент отличалась от свойственников хотя бы естественностью поведения, а также готовностью отвечать на вопросы прямо и держаться ближе к делу. Она приняла Аллейна и Фокса в гостиной, где в своем неброском одеянии казалась фигурой инородной. Во время разговора она вертела в руках ту самую зловещую вышивку, которая так напугала в свое время Трой и в порче которой обвиняли Пэнти. В общем, Аллейн не услышал от нее ничего, что противоречило бы или подтверждало уже собранные им доказательства.

— Мне хотелось, — сказал Аллейн в начале разговора, — услышать ваше мнение о случившемся.

— Вы имеете в виду смерть моего свекра? Сначала мне казалось, что он стал жертвой своего обжорства, ну и темперамента.

— А теперь, по получении письма, что думаете?

— Просто не знаю, что и сказать. Не знаю. Когда все вокруг так возбуждены и несут такую чушь, как-то не очень думается.

— А книга, которая оказалась на блюде для сыра… — начал было он, но Миллимент не дала ему договорить, кивнув головой в сторону застекленного ящика:

— Вон она. Кто-то переложил ее сюда.