Дым заполнял магазин и, дышать уже было не то что сложно, а практически невозможно, так же всюду распространялся огонь, обжигая мою тушу жаром.
Стоило мне вскочить на ноги, как я словно копьём нанёс удар в грудь Ифриту, что вновь рванул в атаку и, сделав полу разворот, врезал нижним концом бруска по роже монстра, заставляя его отшатнуться на пару шагов назад.
В нескольких метрах от нас раздался треск, и ещё несколько балок вместе с подвесным потолком обрушились вниз, полностью заграждая путь на выход из помещения.
— Удар, раскалывающий гору! — Нанёс я сверху вниз мощный удар бруском по башке монстра, и тот рухнул на колени, а я отскочил в сторону, так как пара подвесных панелей, упали с потолка.
Оказавшись у стеллажа с одеждой, что бодро разгорались, я взвыл в голос туша волосы на затылке, так как языки огня лизнули меня в спину.
— ААааа! Горю мать твою. — Сбил я рукой пламя на затылке и сразу швырнул в монстра, что открыл пасть, высовывая язык с пламенем на нём, ворох возгорающейся одежды.
Шмотьё повисло на Ифрите, а я, подскочив к врагу, врезал брусом чуть ниже колен монстра, сбивая его с ног.
Стоило Ифриту упасть окутанным ворохом когда-то модного шмотья, как я стал лупешить по его башке, не переставая брусом, словно обезумевший кольщик дров, которого пёрло не по-детски колоть дрова.
— Да сдохни ты наконец-то мудила! — Как заведённый бил я его сверху вниз брусом, и брус не выдержал, и его край отлетел в сторону. — Твою мать! — Вскрикнул я, смотря на знатно укоротившейся брус.
Монстр же не видя меня из-за тряпок на роже, прям с пола прыгнул на меня словно спущенная пружина, и мы покатились с ним по горящему помещению.
Огонь обжигал кожу и прожигал одежду, а удушье уже стояло за спиной, ожидая своей минуты, чтобы взять меня за горло. Да и монстр не отставал, располосовав своими когтями мне плечо, бедро и грудь.
Катаясь по полу с монстром, что впился когтями в мою плоть, мы то и дело прокатывались по горящим предметам, борясь на полу.
Очередной перекат, и мы, прокатившись по куче горящих вещей, налетели на стул, ломая его своими телами.
Моя одежда не могла защитить тело от огня и, прожигаясь, тлела, доставляя мне дикую боль.
Взвыв от чудовищной боли, оказавшись на Ифрите, я в пылу ярости и боли, словно кувалдой ударил монстра своей головой несколько раз.
Башка Ифрита ударилась о пол, а я схватил валяющуюся рядом ножку от стула и заорал в голос, обжигая свою ладонь.
Но вместо того, чтобы откинуть ножку стула, я только сильнее сжал хватку. Словно от этого уже покрывшаяся углями палка остынет, жалея только одного, чтобы боль ушла.
Всё внимание было на обожжённой до мяса ладони, а в голове желание больше не испытывать прожигающий плоть жар.
Крича от боли, я нанёс удар ножкой стула по роже Ифрита, и его морда отлетела опять на пол, а когтистая ручища впилась мне в бедро.
Взвыв от боли, запрокидывая голову вверх, я сжал тлеющую палку ещё сильнее и обрушил её на монстра, словно острый клинок, желая проткнуть Ифрита насквозь.
Палка воткнулась в грудину врагу, а я, вытащив ее, нанёс ещё один такой же удар, даже не понимая, что боль в руке исчезала под моим желанием, а обломок стула затягивался чёрной покрытием.
Удар, за ним ещё и ещё удары, что шли вровень с кашлем удушья и моим склонением к монстру и потерей ясности мыслей.
Я же, тяжело кашляя и держась за воткнутую ножку стула в грудь Ифрита, чтобы не упасть на него, увидел пред собой хвостатый красный шарик, что вырвавшись из тела, мерцая и утончаясь, всосался в мои руки, которых он задел хвостиком.
Стразу стало легче, и даже прояснилась голова, но очередной приступ кашля вернул всё на место, и я обрушил свою тушу на тело уже мёртвого монстра.
Сознание начинало меркнуть, а где-то, словно вдали слышался голос моего незримого помощника и треск горящих перекрытий и мебели.