Последний жрец богини Лу. Том I

Рабство было более распространено на севере — чем ближе к морю, тем охотнее аристократы вгоняли крестьян в долговые ямы, после чего отрывали от земли и сохи и продавали на морские производства. Кто-то попадал на верфи, кто-то — обслуживать причалы. Всех крепких мужчин загоняли гребцами на корабли и галеры, а тех, кто не мог держать ритм и при этом не имел профессии — покупали в команды матросами. Некоторые становились бурлаками и протаскивали морские и речные суда по рекам, вглубь страны, либо же занимались сплавлением леса по тем же рекам, ближе к судостроительным предприятиям короны.

Имея четкое представление о финансово-хозяйственной системе баронства, я понимал, что сейчас у нас был «высокий сезон». Скоро все без исключения мытари вот-вот отправятся с дружинниками на сбор налогов, а что не охватят мытари — сами привезут головы городов и поселений.

Кстати, шахтерские города Живобар и Никка были чуть ли не изолированными полисами: отчитывались они перед бароном только за себя, а головы у них были, в отличие от других городов, выборным, как в Бреннской Республике. Это было традиционное послабление в контроле, вместе с прочими льготами, которые купец Тиббот, после того, как он стал бароном Тибботом, пообещал свободным шахтерам в обмен на их вассальную присягу. Тогда же было оговорено, что первым покупателем железа, которому шахтеры будут предлагать свою продукцию, всегда должен быть барон. В обмен Тиббот обещал справедливые закупочные цены и военную поддержку поселений. Торговля металлом занимала важное место в баронской бухгалтерии, так что старые уговоры между купцом Тибботом и предками шахтеров были до сих пор в силе и блюлись обеими сторонами.

Из размышлений меня выдернул Онг, требуя моего участия. Работу над первым отчетом я чуть пристопорил, а на справедливый вопрос Михиуса, с чего это я переключился на отчетность других лет, ответил, что подряжали меня провести проверку и упорядочить дела за последние пять лет. И что с частично сделанной работой я на поклон к мудрому Амеру Тибботу не пойду, ибо опасаюсь за плотность прилегания головы к туловищу.

Тут я, конечно, слукавил: Тиббот не будет рубить мне голову, тем более, насколько я смог выудить из обрывков разговоров управа и мэра, барон внимательно следил через своих чиновников за моей деятельностью и пока был доволен основательным подходом. Шутка ли, разгрести эти бумаги так, как это делал я, ранее считалось и вовсе невозможным.

Весь день старался ощутить ментальные прикосновения Лу. Не знаю, помнила ли она о своем указании мне думать о ней сегодня почаще, но свою часть этого уговора я выполнял по мере моих небольших счетоводческих сил. Конечно, всякие такие образы богини, нет-нет, да и рождаемые ожившей фантазией, сбивали меня с нужного делового настроя, но не слишком мешали, лишь сильнее привлекая мое внимание. В итоге я вошел в какое-то странное состояние, когда мысль о Лу и ее образ постоянно держались на границе моего сознания, но до первого серьезного раздражителя.

Вот, Онг уронил несколько табличек и я, погруженный в состояние легкого транса, вздрогнул. Мираж, которым ощущались мысли о богине, тут же развеялся, и мне пришлось приложить некоторые усилия, чтобы вновь сконцентрироваться на нужных мыслях и при этом продолжить письменную работу.

По возвращении домой меня встретила только Ринта, хотя я ожидал увидеть внизу и Лу. Умывшись и с хитрым видом умыкнув пирожок с капустой, который бесхозно, практически дерзко лежал на столе за прилавком, я отправился наверх.

Тихонько приоткрыв дверь, я застал Лу за неким подобием медитации.

Девушка сидела прямо на полу, поджав под себя ноги, как это делали в Японии моего родного мира. Руки на коленях, глаза закрыты, спина прямая.

— Мог бы и мне прихватить, — богиня приоткрыла один глаз и осуждающе посмотрела на пирожок в моей руке.

— Ты еще не ела? — Спросил я.

— Когда? Ты разве не почувствовал, что я весь день была с тобой?

Я аж перестал жевать. Пребывая в полной уверенности, что образ богини в моей голове — лишь плод моего воображения, я позволял мыслям уйти немного в сторону, но не слишком далеко. Тут же, оказывается, все это время богиня была в моей голове.

— Не читала я твои мысли, не бойся.

— Ты что, мысли мои читаешь?

— Антон, у тебя все на лице написано, — она одарила меня весьма саркастичным взглядом, и я в очередной раз вспомнил, что передо мной не двадцатилетняя девушка, а пятисотлетнее божество.

Я сделал вид, что ничего такого, все под контролем, и уселся напротив богини, скрестив ноги по-турецки.

— Тебе может за пирожком сходить? — Запоздало спросил я, за что получил еще одну дозу саркастических взглядов.

— Сиди уже, скоро ужин. Лучше постарайся окончательно опустить свои барьеры. Я еле-еле через них пробралась сегодня, — ответила Лу.