Последний знаменный

Цыси мертва! Этот слух просочился из Запретного города, распространился по Татарскому городу, а затем и за его пределами. Сообщение долетело вниз по течению реки до Тяньцзиня, заставив варваров чесать затылки. Почти со времени первого вторжения в Китай им в одиночку противостояла эта женщина. И теперь ее не стало. Ни одна живая душа не обратила внимания на смерть Гуансюя, которая так странно предшествовала кончине его приемной матери, ходили слухи, что его, возможно, убили. Однако всех беспокоила только смерть Цыси.

Известие достигло Шанхая спустя два дня после события благодаря телеграфу. Адриан получил сообщение и принес его брату.

— Ты был ее другом, — сказал Адриан. — Я же ее в глаза не видел.

— Да, — согласился Роберт. — Я был ее другом.

Никто теперь уже наверняка не узнает, что он был больше чем другом. Но он был самым последним ее паладином, ее истинным паладином, в то время как Юань Шикай — лишь инструментом в ее руках. Юань Шикай! Вот момент, которого он ждал.

— Грядут перемены, — предположил Адриан.

— Дом Баррингтонов существовал еще до того, как родилась Цыси, — напомнил ему Роберт. — И Дом Баррингтонов по-прежнему существует сейчас, когда она мертва. Ничего не изменится.

«Если только Юань Шикай не пожелает перемен», — подумал он. Теперь можно было ожидать, что маршал обратится к Баррингтонам.

Вверх по течению Янцзы известие шло медленно, прошел месяц, прежде чем оно достигло Ханькоу. Тан отлучился в горы, и Виктория очень волновалась. Однако по возвращении он был немногословен.

— Мы должны ждать указаний от доктора Суня, — сказал он.

Они ждали. Но это распоряжение так и осталось единственным. Цыси так долго и прочно занимала свое высокое положение, что никто уже, казалось, и мысли не допускал о ее возможной кончине. Кроме того, доктор Сунь находился за пределами Китая, и даже если он узнал о смерти императрицы достаточно скоро, ему пришлось бы долго организовывать свое возвращение. Но самое главное — у него не было реальных планов, как использовать обстановку в стране в свою пользу.

Виктория давно уже это поняла. Доктор Сунь и его люди — лишь теоретики, мечтатели. Они понятия не имели, как следует действовать в реальной жизни.

А сама она имела понятие? Она просто была счастлива, счастлива как никогда раньше в своей жизни. Когда она впервые прибыла в Ханькоу, местные управляющие и занимающиеся делами Дома клерки встретили ее настороженно и с живым любопытством; несмотря на то что всем Китаем непререкаемо правила именно женщина, в бизнесе женщинам, по их мнению, не было места. Однако ее знание законов бизнеса и деловая хватка вскоре снискали ей уважение, хотя все и понимали, что Мартин Баррингтон — вот будущий босс, и всерьез следует воспринимать именно его. Она тешила себя мыслью, что ей удалось улучшить состояние дел. Роберт, судя по письмам, был весьма ею доволен. И не меньше, видимо, доволен тем, что она уехала, потому что ни разу не поинтересовался, хочет ли она вернуться в Шанхай.

Без сомнения, в городе примерно знали о ее порочной связи. Но у нее не было мужа, и она считалась полной хозяйкой своей жизни. Ни одна душа не могла даже заподозрить связь между визитами Тана и оружием на одном из складов просто потому, что оно оставалось нетронутым. Только она знала, что. оружие ожидает распоряжения доктора Суня. Которого, думалось ей, может и не поступить.

Итак, она жила более свободно, чем прежде, с уверенностью в том, что Тан вернется в ее объятия хотя бы раз в месяц. Она принимала меры, чтобы избежать новой беременности, а также, чтобы Мартин ненароком не встретился со своим отцом; Тан не проявлял ни малейшего интереса к мальчику. Похоже, Мартин догадывался о ее грешке, но для него она была тетей, а не матерью. И она Баррингтон. Он даже гордился ее скандальной известностью. Как только первая эйфория сошла, она готова была согласиться, чтобы ничего никогда не менялось в ее нынешней жизни.

И хотела надеяться, что никогда больше не увидит Адриана.

Создавалось впечатление, будто все затаились в тягостном ожидании. И прежде всего приходилось ждать решения предсказателей, которые никак не могли определить самый благоприятный день для похорон вдовствующей императрицы и императора. До определения этой даты все дела в империи остановились. Насколько знал Роберт, принц Цюнь взял в свои руки контроль над правительством от имени своего сына, императора Пуи. Это, разумеется, противоречило всем догматам конфуцианства, но к этому времени по большей части догматы были попраны самой Цыси.

Жизнь в стране продолжалась по инерции. Прошел год, отмеченный лишь незначительными волнениями, наконец был назначен день похорон.

— Ты поедешь в Пекин? — спросила Моника.

— Думаю, я обязан быть там, — решил Роберт. Как бы то ни было, он хотел видеть собственными глазами, что происходит.