Последний знаменный

— Ах ты, сука! — Адриан сделал шаг к ней, но У Пин без малейших колебаний двинулась на него и вонзила нож ему в живот. Он издал страшный крик и упал на колени, держась руками за живот, из которого хлынула кровь, когда женщина вынула нож.

— Цян Лу, — приказала У Пин.

Тот облизнул губы и послушно подошел к ней. Стоявший на коленях Адриан уткнулся лбом в пол, кровь разливалась вокруг него. Цян Лу взял из рук У Пин нож и воткнул его хозяину в бок. Еще раз ударила кровь, и голова Адриана дернулась, когда он упал, крик его больше напоминал бульканье.

— Шу Лайти. — В голосе У Пин не было и тени пощады. Лайти слезла с постели. Она так сильно дрожала, что даже ее волосы тряслись, но лицо не выражало ни капли жалости. Даже несмотря на ужас всего происходящего перед ее глазами, Моника понимала, насколько сильно и как долго эти люди ненавидели своего хозяина.

Шу Лайти взяла в руки нож, затем схватила Адриана за Волосы, запрокинула его голову и перерезала горло.

У Пин взяла нож и приблизилась к кровати. Каждая мышца Моники напряглась при виде женщины с окровавленным ножом в руках.

— Не забывайте, что мы действовали в целях вашей обороны, — еще раз произнесла У Пин.

— Я дала им слово, — сказала Моника.

— По принуждению, — подчеркнул Роберт. — Разве они не мучили тебя?

— Да. Но тоже по принуждению. Ты представить себе не можешь, Роберт, что перенесли эти трое за более чем двадцать лет.

— Кое-что могу, — сказал Роберт. — И вина моя в том, что не смог разглядеть, каким он был выродком. В любом случае, если они не убили его, я бы сам сделал это. — Он взглянул на три трепещущие фигуры, коленопреклоненные перед ним. — Я сообщу наместнику, что вы убили моего брата и скрылись. Вот вам тридцать таэлей серебра. Погони не будет двадцать четыре часа. Но никогда не возвращайтесь в Шанхай.

Цян Лу взял деньги, взглянул на женщин, встал и попятился из комнаты. Шу Лайти и У Пин последовали за ним. За дверью столпились любопытные слуги, но Роберт закрыл и запер дверь.

Моника сделала глубокий вдох: тело Адриана вынесли. Она была полностью одета, но до сих пор не могла заставить себя покинуть апартаменты и до сих пор не видела сына. Наконец она спросила:

— Что ты сделаешь со мной? — И подняла голову, чтобы посмотреть ему в лицо. — Ты спас меня от «боксеров».

— Но не смог уберечь тебя от собственного брата. Во всем виноват только я. И ты думаешь, что сейчас, когда ты жива, в безопасности и не пострадала, для меня имеет значение то, что сделали с тобой? — Он обнял ее и прижал к себе.

— Что мы скажем Джеймсу? — прошептала она сквозь слезы.

— Ты болела а теперь вновь здорова. Не время оглядываться на прошлое, Моника. Все сложилось так, что в нашей семье остались только ты, я и Джеймс. Нам многое предстоит сделать.

Роберт привык к резким переменам своей жизни и всегда шел своим путем. Он без промедления начал переговоры о предоставлении Китаю займов, однако знал, что ему самому придется ехать в Европу и Америку, чтобы заручиться поддержкой международных банков. Он должен стать первым Баррингтоном со времен своего незабвенного предка, тоже Роберта, который ступит на землю Англии. Моникам и Джеймс сопровождали его, а Дом оставался на попечении Миньчуна — старшего клерка из маньчжуров. Но Роберт не боялся какого-либо вмешательства в дела Дома в свое отсутствие: он был слишком ценен для Юаня.

Прежде всего Баррингтоны отправились в Пекин для участия в свадьбе Мартина. Даже Моника, с выработавшейся привычкой относиться с подозрительностью ко всему китайскому, была поражена свидетельствами великодушия власти Юаня, уверенной красотой Виктории и свадьбой пышной самой по себе, да еще украшенной красотой жениха и невесты.

— Они будут счастливы? — спросила она Роберта в поезде, по пути в Тяньцзинь, где им предстояло пересесть на корабль — корабль Дома Баррингтонов — до Иокогамы и дальше до Сан-Франциско.

— Пока Юань у власти — без сомнения, — ответил Роберт. — А потом все будет зависеть от нас самих.

Путешествие Роберта заняло больше времени, чем он предполагал. Но не только потому, что переговоры длились дольше намеченного времени. Просто Монике и Джеймсу, естественно, хотелось побольше увидеть. Самым важным было то, что он и Моника должны были узнать друг друга вновь. Все, что Адриан сделал с ней, должна была по частичке поглотить его любовь. А любовь, к счастью, осталась неизменной. Роберт чувствовал: те события еще больше сблизили их — без сомнения, она теперь отчетливее видела в нем мужчину, способного всегда защитить ее. То была ответственность тяжелая — но одновременно и пьянящая.