Последствие (ЛП)

Прошло пять лет. Время и его нынешние обстоятельства не были к нему благосклонны. Он постарел, как президент. Другими словами, быстро. Моим первым побуждением было подбежать к нему, чтобы убедиться, что с ним все в порядке, осмотреть его раны, оценить, сколько веса он потерял из-за того, что не ел, — но я не могла позволить им увидеть, что мне не все равно.

Потому что мне было не все равно. Больше нет. Не после того, как он встал на сторону братвы, а не на мою. Не после того, как он позволил своим боссам угрожать мне и жизни моей дочери. Не после того, как он участвовал в ее похищении.

Хотя я сомневалась, насколько он был вовлечен в это теперь, когда я увидела его пленником.

Даже я не могла так хорошо лгать. По какой-то глупой причине я действительно заботилась о своем отце. Мне было больно видеть его таким. Было больно видеть его таким несчастным, таким слабым. Я потратила всю жизнь, делая то, чего не хотела делать, пытаясь спасти его. Сегодняшний день ничем не отличался.

— Я понимаю, что это до боли банально, — Аттикус взмахнул рукой, как ведущий игрового шоу, — но я хотел напомнить тебе, что у тебя есть другая семья, кроме твоего ребенка, Валеро. И она нажила много врагов с тех пор, как ты сбежала. И под врагами я подразумеваю, что он должен всем в городе огромные суммы денег. — У меня пересохло во рту, когда я встретилась взглядом с отцом с другой стороны переулка. Он выглядел совершенно побежденным. У меня защемило сердце при виде его такого худого и оборванного. Я хотела заключить его в свои объятия и забрать с собой домой. Я хотела убедиться, что он хорошо поел, долго принимал ванну и провел ночь, не живя в страхе. — Пахан хочет его руки. — Аттикус скрестил руки на груди и опустил подбородок. — И я склонен отдать их ему.

— Ты не тронешь его, — приказала я. — Ни его руки. Ни какой-либо его части. Ты должен отпустить его, пока я не потеряла все свое терпение, Аттикус. Я не валяю дурака.

При этих словах глаза Аттикуса победно блеснули.

— Ты знаешь, что я этого не сделаю, Каро. Зачем тратить впустую свое дыхание? Делай свою работу, и он весь твой. Видит бог, он больше никому не нужен. На твоем месте я бы поторопился. Я не хочу отправлять его по кусочкам.

Мой желудок перевернулся, и я чуть не лишилась своего обеда прямо там.

— Тогда возьми это, — прорычала я ему, протягивая папку. — Это только начало.

Он послал одного из своих парней забрать папку. Я передала ее, зная, что Гас может получить доступ к цифровым файлам в любое время онлайн.

Аттикус пролистал страницы, оценивая мельчайшие детали дела Мейсона.

— Я передам это дальше, — наконец сказал он. — Это только начало.

— Каро? — прохрипел мой отец, и я поняла, что он пялился на меня с тех пор, как они затащили его в переулок. — Это ты? Это действительно ты?

Я встретила его сломленный, измученный взгляд.

— Привет, папа.

— Тебе не следовало возвращаться сюда, — пробормотал он, как будто ничего не мог с этим поделать. Его лицо исказилось от боли. Он был сломленной, потрепанной версией человека, которого я когда-то знала. — Тебе следовало остаться там, где ты была. Ты должна была оставаться в безопасности.

— Они забрали мою дочь, — мягко сказала я ему, отчаянно желая снять с него часть бремени. Казалось, не имело значения, как часто этот человек причинял мне боль раньше или как сильно я винила его за то, что он вынудил меня прийти в этот мир. Он был моим отцом, и меня убивало видеть, как он страдает у меня на глазах. — Я не могла оставаться дома. Я должна была прийти за ней.

— Полагаю, она все еще маленькая, — тихо сказал папа, сдерживая эмоции. — Ты все еще нужна ей. Труднее всего, когда ты им нужен.

Я подавила рыдание, поняв, что он говорит о себе. В его взгляде было такое отчаяние, что мое сердце словно раскололось пополам. Одна часть меня была убеждена, что он заслужил то, что сделал с собой. Он заслужил такой конец своей жалкой жизни. Другой части меня было больно видеть его таким. Независимо от того, сколько дурных чувств я испытывала к этому человеку, он все еще был моим отцом… человеком, который вырастил меня. И я была достаточно гордой женщиной, чтобы брать на себя ответственность за свои решения, за свои поступки. Я не могла винить его во всем.

— С тобой все будет в порядке, папа? — спросила я человека, который уже начал откалывать мою броню.

Он кивнул, но его подбородок задрожал.

— Я в порядке, малышка. Просто попал в очередную передрягу. Вот и все.

Это было больше, чем передряга.

— Да, ну, я тоже.

Аттикус рассмеялся.

— Разве это не приятное воссоединение семьи? Гас, почему ты никогда не спрашивал, как у меня дела?

Гас издал какой-то звук в глубине своего горла.

— Потому что мне было насрать.

Все веселье исчезло с лица Аттикуса, и он сплюнул на землю.

— Печально то, что ты предпочел бы провести время с этими предателями, чем со своей собственной плотью и кровью. В этом есть что-то серьезно испорченное, Август.

— В тебе есть что-то серьезно испорченное, Аттикус! — рявкнул Гас.