Или я мог бы приготовить для нее ужин здесь. Она могла бы остаться в той одежде, которая на ней уже была. Я бы просто положил кольцо на стол и стал ждать ее ответа. Потом я надел бы его ей на палец и взял бы ее прямо здесь, на полу моей кухни.
Мое сердце бешено колотилось в груди, адреналин бурлил в предвкушении. Моя жена. Слова эхом отдавались в моей голове, отбивая победный барабан в такт моему сердцу.
Она пожала плечами.
— Я должна пойти домой и принять душ, — сказала она. — У меня здесь нет ничего чистого.
Как это было возможно? Как это возможно, что у нее все еще есть свое собственное жилье?
Брак мог бы это исправить. У нее больше не было бы повода жить с Фрэнки. Ей придется переехать сюда.
— Ты можешь надеть что-нибудь из моего, — предложил я, ненавидя саму мысль о ее уходе.
Ее голова откинулась назад, и она рассмеялась.
— Ничто из того, что у тебя есть, даже близко не подходит мне. И что я собираюсь делать с нижним бельем?
Ей не следовало этого говорить… теперь у меня в голове была одна мысль, и она не касалась того, что на ней была какая-либо одежда, чистая или нет.
— Не надевай ничего.
Она снова рассмеялась. Звук был заразительным, вызвав улыбку на моих губах.
— Это будет прискорбно, когда у меня спадут штаны.
— К несчастью для кого? — Она улыбнулась, не принимая меня всерьез. Я наклонился вперед, идеальный способ закончить этот день поразил меня так сильно, что я почувствовал это физически. — Хорошо, ты можешь пойти домой и принять душ, но потом тебе придется надеть что-нибудь красивое.
Она недоверчиво посмотрела на меня.
— Три секунды назад ты хотел, чтобы я каким-то образом заставила твои спортивные штаны сидеть на мне нормально. Теперь ты хочешь, чтобы я принарядилась?
— Я отведу тебя в «Галерею» сегодня вечером. Или в «Американец», если ты предпочитаешь его. Даже в Смитсоновский институт. Выбирай сама.
Ее глаза подозрительно сузились.
— Смитсоновский институт закрывается в пять.
Я пожал плечами, как будто это не имело значения.
— Семантика.
Ее голова медленно двигалась взад-вперед.
— Ты ненавидишь искусство.
— Я люблю искусство. — ухмыляясь, потому что она никогда бы в это не поверила, я внес поправку. — Я люблю тебя.
— Гас захочет пойти, — напомнила она мне.
Гас был настоящим художником, хотя именно благодаря Каро он вообще что-то знал об этом. Сколько я ее знал, она была одержима искусством, историей, оперой, симфониями, балетом и так далее. Она была нежной птичкой, живущей среди волков. Она жаждала культуры и класса в мире разврата и греха.
— Гас не приглашен, — твердо сказал я ей. — Это свидание. Третьи колеса не допускаются.
— Ты собираешься заехать за мной или пришлешь машину?
Это был тщательно продуманный вопрос, который требовал умного ответа. Обычно я отправлял машину и встречал ее в пункте назначения. Сегодня днем у меня были назначены встречи, и было бы трудно попасть к ней вовремя, но это был особенный вечер. Мне нужно было сделать ее счастливой с самого начала.
— Я заеду за тобой. В семь.
Она опустила взгляд на свой сэндвич, пряча улыбку. Гордость переполняла мою грудь, и я подавил желание похлопать себя по спине. Мы выпьем в «Капитолии» и проведем ночь в роли искусствоведов.
Она наклонилась вперед, опираясь на руки, ее улыбка хранила тайну.
— Это бессмысленная игра. Я уже знаю, что ты собираешься сказать.
— Тогда давай послушаем это. Раз уж ты так хорошо меня знаешь.
Скорчив гримасу, которая, как я предполагал, была фирменной, она понизила голос и сказала:
—
Я невольно рассмеялся.
— Мне все это понравится, потому что тебе это нравится.
Ее глаза смягчились, как расплавленный шоколад.
— Действительно?
— Шестерка, пока тебе нравится ходить по этим галереям и пялиться на картины, сделанные пальцами по завышенным ценам, я пройдусь по ним с тобой. Я буду критиковать их вместе с тобой. Я куплю тебе столько картин, сколько ты захочешь.
Что-то изменилось в ее взгляде, сместилось, углубилось, стало самой серьезной ее версией.
— Ты хороший человек, Сойер Уэсли.
Эти слова поразили меня сильнее, чем я мог когда-либо ожидать. Они нахлынули на меня, как цунами, яростный поток волн, камней и песка. Только что я стоял во весь рост, а в следующую секунду меня швыряло в каменистое, непредсказуемое течение, увлекая за собой силы, более могущественные и опасные, чем я когда-либо мог быть. Я не мог видеть. Я не мог дышать. Я был потерян в подводном течении этой женщины, которая держала в своих руках смысл моей жизни.