— Тебя как звать, красавица?
Девушка была симпатичной, но красавицей ее вряд ли можно было назвать. Впрочем, очарование юности, краска, залившая ее лицо и шею, широко распахнутые васильковые глаза, — все это делало ее на редкость привлекательной в том самом первозданном смысле слова.
— Окша, — смотрела она, однако, на Бармина без страха. Скорее, с любопытством и неким неярко выраженным чувством опасения.
— Тебя можно поцеловать, Окша? — спросил Ингвар, и, наверное, это был правильный вопрос, потому что девушка сначала рассмеялась, — ну в самом деле, что за вопросы задает господин граф, если она сюда, вообще-то, трахаться пришла, — а потом сама впилась в губы Бармина таким страстным поцелуем, что он даже испугался. Очень уж заводное было чувство, легко подхватываемое и способное сорвать, к чертовой матери, эти гребаные тормоза. Но не сорвало, слава богам. Не прерывая поцелуй, Бармин аккуратно перенес девушку на кровать и только тут оторвался от ее губ, чтобы освободить от платья и трусов. Лифчика, как ни странно, на ней не оказалось, и не потому, наверное, что в деревнях их не носили, — вторая половина двадцатого века на дворе, — а, скорее всего, по умыслу. Окша хотела показать господину графу, какая у нее выдающаяся грудь. Честно сказать, для ее роста, — где-то метр с кепкой, — сиськи у девицы оказались действительно зачетные. Мало того, что полноценный третий номер, так еще и упругие настолько, что стояли торчком, а не висели под действием силы тяжести.
— Ты потрясающая! — честно признал Ингвар и следующие час с четвертью терпеливо и последовательно, заботясь прежде всего о девушке, превращал ее в женщину.
Получилось более, чем хорошо. Девушка, как и планировалось, лишилась невинности, а Бармин, совершенно этого не ожидавший, получил море удовольствия. Расстались тепло и нежно. Новоиспеченная женщина выпорхнула из шатра, где ее тут же подхватили подруги, чтобы увлечь в очередной хоровод с хоровым исполнением народных песен, а Ингвар принял душ, переоделся и, бросив взгляд на то, как слуги перестилают постель, вышел к народу. Люди встретили его радостными криками, — видимо, это было ровно то, что от него ожидали, — усадили на почетное место, налили старки и предложили закуски. Ингвар взял кусок жареной курицы, ломоть пшеничного хлеба и жменю квашеной капусты и, выпив под очередную здравницу, принялся за еду.
В следующие десять часов, то выходя к народу, — застолье длилось до полуночи, а игры и танцы, как ему позже доложили, и вовсе продолжались до утра, — то возвращаясь обратно в шатер, Бармин последовательно отымел еще четырех девушек, одну даже дважды, выполнив, таким образом, свой долг перед богиней, землей и своими холопами. В конце концов, ему это даже понравилось, так что он подумал, что, если по какой-либо причине его снова призовут исполнить свой сакральный долг перед родиной, он не станет больше ерепениться. В конце концов, если им это нравится, то почему он должен волноваться по поводу того, что использует свое положение в корыстных целях? Ведь ни одна из пяти девушек не только не выказала нежелания участвовать в этом религиозном «мракобесии», но напротив, все они явно гордились выпавшей на их долю честью. И в этом смысле, особенно интересными оказали девицы под номером три и четыре: льняная блондинка Натку, попросившая, смущаясь, отыметь ее «по-господски», и светло-русая Фекла, прямым текстом предложившая Ингвару, «
«Камасутру ей что ли показывать?»
Однако аккуратные расспросы озадачили его еще больше, поскольку под «господским» подразумевался, оказывается, банальный анальный секс. Бармин, видимо, по простоте душевной считал, что простой народ ближе к природе и, в отличие от интеллигентов, не сильно заморачивается вопросом,
«Это что, мой драгоценный дедушка тоже растлевал тут крестьянок?» — «ужаснулся» Бармин, но просьбу красавицы все-таки исполнил, оттого и получилось дважды, ведь сначала, как говорится, дело, удовольствие — потом.
Что же касается Феклы, Бармин, если честно, задумался. Девушка была действительно хороша и к тому же готова к экспериментам. Поэтому Ингвар сказал, как есть. Он не против, но явно не сейчас, когда у него одна за другой намечаются четыре свадьбы. Однако зимой, в особенности, если жены разъедутся по своим имениям, он ее пригласит. И, если она не залетит до тех пор и не передумает, возьмет ее в замок. На том и расстались.
— Что скажешь?