Последыш. Книга III

Оставшуюся часть пути прошли не то, чтобы совсем уж молча, но разговаривали мало, обмениваясь лишь короткими ни к чему не обязывающими фразами, и, разумеется, ни разу не коснулись ни словом, ни намеком того, куда и зачем идут. Про Хатун Бармин ничего определенного сказать не мог, душа оборотня — потемки. Но сам он, как ни странно, волновался. Не стеснялся, этот этап он уже прошел. Не опасался, зная, что дочь-наследница является уже зрелой по их, оборотней, критериям личностью и умеет контролировать своего зверя. Да и сам он не ягненок, сможет, если что, за себя постоять. Однако чувство неловкости все-таки не покидало Ингвара, точно так же, как беспокойство по поводу последствий того, что им с Хатун предстояло сделать. А потом они пришли на место — просторную лесную поляну, примерно треть которой занимало небольшое озерцо, питаемое подземными ключами и крошечным ручейком, вытекающим из-за могучих лиственниц на дальнем краю поляны.

На дворе осень, но доминирующий цвет на поляне зеленый. Трава не пожухла, листья малинника, разросшегося на опушке, лишь немного поблекли, и об осени напоминало только яркое золотисто-желтое пятно небольшой группы берез на ближнем краю поляны.

«Да, — в очередной раз отметил Бармин, — климат здесь явно теплее, не то, что у нас».

Так оно и было, и, словно, в подтверждение этой мысли день выдался солнечным и теплым. На небе не облачка, земля сухая, и прозрачный воздух бодрит, но не вызывает озноб. Максимум градусов шестнадцать тепла, прохладно, но не холодно.

«Это удачно!»

Впрочем, организаторы «праздника» учли и возможность похолодания. Людей поблизости уже не было, — все ушли, — но к их с Хатун появлению все было готово. Из брошенных прямо на землю медвежьих шкур было сооружено просторное ложе, рядом с которым для обогрева был уже разожжен костер-нодья[87]. То, что горит живой огонь — это правильно, но Бармина удивило, как быстро переселенцы из Закавказья переняли у местных жителей способ разведения «долгоиграющего» таежного костра. Он был действительно удобен и эффективен для севера Европы, и явно будет дольше гореть, согревая постель, по другую сторону которой, но чуть в отдалении, горел другой костер, — классический, — разведенный рядом с навесом, под которым был накрыт обильный праздничный стол. Довольно большой, низкий, чтобы можно было сидеть рядом с ним на кошмах, и заставленный «до упора» серебряными и керамическими блюдами с закусками в восточном стиле, деревянными тарелками с лепешками юха[88] и какой-то незнакомой Ингвару сладкой выпечкой, вином в кувшинах и сладостями в вазочках, сплетенных из серебряной проволоки. Все это было предназначено людям с хорошим аппетитом, который Бармину и его «невесте» еще только предстояло нагулять.

— Иди ко мне! — позвал он, оборачиваясь к Хатун и перехватывая инициативу. Впрочем, этот трюк легко проходит с обычными девушками, но с оборотнями такое вряд ли прокатит.

Удивительно, но секс очень часто сравнивают с войной. Во всяком случае, эпитеты и эвфемизмы говорят сами за себя: осада и сдача крепости, любовный поединок, «борьба в портере», и еще множество других слов и фраз. Однако, то, что в общем случае всего лишь красивый образ, по отношению к дочери-наследнице клана Тухчар оказалось истинной правдой. Бармин ее даже толком раздеть не успел, как они катались уже по меховому ковру, борясь за то, кто поведет в их любовной игре. Сначала, вроде бы, преуспевал Ингвар, попросту порвав на девушке всю ее праздничную одежду и добравшись благодаря этому до искомого — великолепного белого тела. Тухчар была действительно хороша до безобразия, но рассмотреть себя толком не дала, оказавшись вдруг позади него и уже оттуда, — практически из мертвой зоны, — умудрилась раздеть заодно и его. Причем ее модус операнди оказался не менее брутален, чем образ действий самого Ингвара. Она порвала на нем одежду, разорвав ее буквально на лоскутки, но увлеклась и пропустила «ответный удар». Ингвар применил незамысловатый прием и, перекинув Хатун через плечо, бросил девушку на спину, что позволило ему, — пусть и на краткий миг, — насладиться незабываемым зрелищем лежащей на темном меху белокожей платиновой блондинки. А еще, воспользовавшись ситуацией, он смог ее поцеловать, и этот поцелуй сказал ему о многом. Пока длился этот невероятный момент, она могла скинуть с себя Бармина, как минимум, пять, если не шесть, раз, но вместо этого расслабилась и позволила ему насладиться, как поцелуем, так и ощущениями, которые дарила близость их обнаженных тел. Впрочем, скорее всего, это было отнюдь не «великодушие» и не «благотворительность». Девушка и сама наслаждалась моментом. Достаточно было оценить то, с каким энтузиазмом она включилась в игру языков, ласкавших друг друга и то и дело менявших «место встречи», сплетаясь то за ее зубами, то за его. Тело ее тоже было более чем отзывчиво. Во всяком случае, бедра дочери-наследницы ходили ходуном, пытаясь прижаться к члену Ингвара так тесно, как только возможно.