За свои сорок лет жизни Юлиан Семенов успел узнать многое, и это многое он щедро отдает в своих книгах многомиллионному читателю. Историк и востоковед по образованию, он начинал как преподаватель афганского языка на историческом факультете МГУ и как исследователь Среднего Востока. Распространенное мнение, что труд историка - труд кабинетный, тихий, спокойный, - мнение отнюдь не верное. Историк подобен хирургу, зодчему, военачальнику - он всегда в поиске, он ощущает в себе страстное столкновение разностей, из которых только и может родиться единая и точная концепция того или иного эпизода истории. Казенное определение <эпизод> на самом деле включает в себя борение страстей пушкинского или шекспировского накала, сопряженность миллионов и личности, подвижничества я прозябания, прозрения и обыденности, добра и зла.
Чехов утверждал, что тот, <кто/>всего ставит покой своих близких, тот должен совершенно отказаться от идейной жизни>.
Юлиан Семенов, высаживавшийся на изломанный лед Северного полюса, прошедший в качестве специального корреспондента <Правды> пылающие джунгли героического Вьетнама, сражавшийся бок о бок вместе с партизанами Лаоса, передававший мастерские репортажи из Чили и Сингапура, Лос-Анджелеса и Токио, из Перу и с Кюрасао, из Франции и с Борнео, знавший затаенно-тихие улицы ночного Мадрида, когда он шел по следам бывших гитлеровцев, скрывшихся от справедливого возмездия, живет по-настоящему идейной жизнью.
Именно поэтому его герой Максим Максимович Исаев-Штирлиц стал любимым героем советской молодежи - писатель отдает своему герою частицу своего <я>, и чем больше он отдает себя своему герою, тем ярче, жизненнее и объемнее он становится.
Писатель, посвятивший себя созданию политических романов, в подоплеке которых - реальные факты истории, оказывается в положении особом: давно прошедшее он должен сделать сегодняшним, в былое он обязан вдохнуть живую реальность. Вне героя, который шел бы сквозь пласт истории, труд писателя обречен - обычная фотоиллюстрация в век цветной фотографии смотрится беспомощно и жалко.
В политических хрониках Юлиана Семенова категория интереса. то есть острый сюжет; информация, то есть широкое знание и понимание проблем; чувства, то есть душевное наполнение героев, - сплавлены так, что не видно <швов>, это словно работа мастера горячей сварки. Исследование истории, политики и человеческих судеб в условиях нашего великого времени, потрясшего мир, - вот что такое романы Ю. Семенова о Штирлице.
Писатель проводит своего героя сквозь грозные и прекрасные годы революции. Романы <Бриллианты/>диктатуры пролетариата> и <Пароль/>нужен>, написанные на одном дыхании, как, впрочем, и все у Семенова, не есть плод одной фантазии - писатель следует за строками документов той эпохи.
От романа к роману Ю. Семенов прослеживает становление и мужание Максима Исаева, коммуниста, солдата, антифашиста. Мы видим Исаева-Штирлица во время гражданской войны в Испании: в дни боев под Уэской и Харамой мы вместе с Михаилом Кольцовым встречали таких Штирлицев - замечательных дзержинцев, принявших бой с гитлеровцами, первый бой, самый первый. Читатель будет следить за событиями, разыгравшимися в тревожные весенние дни сорок первого года, когда Гитлер начал войну против Югославии, - роман <Альтернатива>, написанный Ю. Семеновым в Белграде и Загребе, открывает множество неизвестных доселе подробностей в сложной политической структуре того периода; мы увидим Штирлица в самые первые дни Великой Отечественной войны, мы встретимся с ним в Кракове, обреченном нацистами на уничтожение, мы поймем, какой вклад внес Штирлиц в спасение этого замечательного города, помогая группе майора Вихря, мы будем следить за опаснейшей работой Штирлица в те <семнадцать/>весны>, которые так много значили для судеб мира в последние месяцы войны, когда я, фронтовой киножурналист, шел с нашими войсками по дорогам поверженного гитлеровского рейха, и, наконец, спустя двадцать лет мы вновь встретим Максима Максимовича Исаева, когда он, демобилизовавшись, вернулся к мирному труду ученого и журналиста, по жизнь столкнула его вновь - лицом к лицу - с последышами гитлеризма, с теми, кто делает <бомбу/>председателя>, с маньяками, обуреваемыми идеями расового превосходства и слепого националистического неонацизма.
Создавая свои политические хроники, Юлиан Семенов прошел вое дороги своего героя: я помню, с какой настойчивостью он выступал против <отца> Рауфа, скрывавшегося от справедливого возмездия в Пунта-Аренас, столице Огненной Земли, я помню, как вместе с перуанским антифашистом Сесарем Угарте он разоблачал подручного Кальтенбруннера - гестаповца Швендта, затаившегося в Лиме.
Именно поэтому <Альтернативу> отличает скрупулезное знание материала, именно поэтому так бескомпромиссна авторская позиция писателя-антифашиста.
Название книги точно определяет весь ее идейный стержень: борьба против фашизма - это борьба против национализма во всех его проявлениях. Альтернатива: национализм или интернационализм - вот ключ к пониманию главной проблемы, которой занимается советский писатель, воспитанный на замечательных идеалах нашего общества интернационалистов.
Особенно мне хотелось бы отметить язык романов: емкий, приближенный к манере современного кинематографа, насыщенный огромным зарядом информации, рапирный - в острых и динамичных диалогах, доказательный - в раздумьях, лирический - в акварельных и тонких описаниях природы.
Все это - в значительной мере - объединяет романы Семенова единым стержнем, ибо эклектика, формализм, склонность к языковому <модерну> чужды нашей советской литературе.
Именно это вкупе, естественно, с открытием новых пластов истории, с глубокими философскими раздумьями, с интереснейшими человеческими характерами сделало прозу Ю. Семенова объектом пристального интереса наших кинематографистов - такие фильмы, как <Семнадцать/>весны>, <Майор>, <Пароль/>нужен>, пользуются заслуженной и доброй славой в нашей стране и за рубежом.
Юлиан Семенов выступает в этой хронике-эпопее как социолог, историк, политический журналист - этот сплав породил новое качество романа, политического романа, построенного на факте, а написанного в жанре мастерского детектива.
Через судьбу Максима Исаева-Штирлица прослеживаются скрытые пружины важнейших исторических событий. Судьба Исаева - одна из миллионов судеб тех, кто внес свой вклад в великий подвиг советского народа, спасшего мир от коричневой чумы.
Образ Исаева-Штирлица - собирательный: в нем угадываются черты Николая Кузнецова, Рихарда Зорге, Льва Маневича, Рудольфа Абеля. Именно поэтому <Альтернатива> словно бы рождена замечательными словами, звучащими клятвой: <Никто/>забыт, и ничто не забыто>.
Роман Кармен.
лауреат Ленинской премии,
Герой Социалистического Труда.
1975