Послесловие

— Это как? — выгнула брови Вера и лицо вытянулось, стало комичным. Лена невольно рассмеялась.

— Чего ржешь? Тунеядка, что ли?

— Отвяжись от нее, из больницы только человек, — одернула ее Домна и от Лены оттащила.

— Аа! Нуу! К нам иди!

— Лучше к нам, — перебила ее Домна. — Я телефонисткой. Две смены в день, две в ночь. Удобно. Зарплата выше, чем на заводе.

— Да я не умею.

— А чего там уметь? Час и научишься, тьфу, дело — то.

— Девочки, у меня предложение, — Вера даже присела от пришедшей ей на ум мысли. — Только тс! Сейчас быро-быро я за самогонкой к тетке одной сбегаю, а вы стол накроете ииии… Новый год! А?!

— Сиди! Хватит тебе бегать. Без самогонки обойдемся.

— Мне полы вымыть надо, — призналась Лена. — Но посидеть не против.

— Посидим, — кивнула Домна. — А ты спать! — прикрикнула на Веру. Та опять присела. И закивала, рожицу скорчив, ладони выставила:

— Слушаюсь и повинуюсь, ага.

Лена рассмеялась и пошла в ванную за водой. Квартира ее больше не настораживала и чужой не казалась. Поняла — скучать не придется.

К вечеру как раз управилась, порядок в комнате навела. Окна не завешанные смущали, но это ничего, обживется понемногу.

В дверь стукнули, Домна голову просунула:

— Ну, чего? Идешь? Давай к нам, как раз новоселье твое справим.

— Сейчас, — банку тушенки из серванта достала. — К столу.

— Ох, ты! Ну ты богайтека!

Банку как произведение искусства взяла, оглядела и к груди прижала:

— Обойдемся на сегодня, не последний день живем, — постановила. — А завтра я вам суп справлю настоящий. Твоя тушенка, Веркина капуста. Дня на три поесть хватит. Ты карточки поди не получила?

— Нет.

— Ну, так и думала. Значит, пару дней и палец сосать будешь. Завтра к управдому двигай, пусть иждивенческие выписывает. Пока на работу устроишься, хватит, если деньги есть, конечно. Кусучие пайковые, что говорить, но все едино не коммерческие. Там вовсе три шкуры дерут.

И втолкнула Лену в соседнюю комнату.

Уютно, — оценила гостья.

Абажур веселый, стол круглый со скатертью. Кровать, правда, детская, но зато с подушкой и плюшевым ковром. Фикус на окошке, занавески. Часики на стене, портрет чей-то и Сталина. Шифоньер.

На постели Сергей лежал, сонно ресницами хлопал. За столом Вера сидела, ложку сосала, поглядывая на яства: капусту квашенную, вареную картошку, бутылку наливки и ржаной хлеб.

— Где шатаетесь? — протянула обиженно. — Мы с Серегой уже языки проглотили!

— Вот, видела?! — выставила банку тушенки ей Домна.

— Ой, мамоньки! Откуда?! — вытянулась лицом девушка.

— От! — на Лену указала женщина и к столу подтолкнула. — Садись давай, не стесняйся. Ничего, протянем девочки! Сережа? Давай к столу сынок.

— Наливки? — взялась за бутылку Вера.

Лена свою кружку отодвинула:

— Не буду, извините.

— Чего так? — уплетая капусту, спросила Домна, и сыну картошки побольше положила на тарелку.

— Боюсь, — призналась Лена. Женщина внимательно ее оглядела и рукой махнула — контуженая. — Ну и верно! Мне Вер наливай. Чуток!

Женщины выпили и все усиленно налегли на пищу.

Мальчик первым наелся, вылез из-за стола:

— Спасибо, — выдал чинно. — Пойду спать.

— Иди, иди сынок. Завтра Дед Мороз тебе чего-нибудь может, принесет.

— Угу, пусть лучше папку вернет, — бросил мальчик через плечо и вышел из комнаты. А Домна вздохнула, еще стопку выпила и щеку кулаком подперла:

— Золотой мужик был. Ох, война подлая, доля бабья худая.

— И мой сгинул, — сложила руки на столе Вера. — Имя у него было — песня — Устьян! Сибиряк. С Тобола мы. Сегодня поженились, завтра его ту-ту, на фронт. Одна ночь была. Не стерпела — за ним двинулась. Здесь маршрут мой закончился, потерялся состав-то. Так и живу, — развела руками, фальшивую улыбку на губы натянув. — Не жена, ни невеста, ни девица, ни вдовица! Однаночка… много таких, — сникла.

— А ты? Девка, мужней была? — спросила Домна у Лены, а та ответить, что не знает. Никаких мужчин, кроме врачей и больных в больнице она не помнила.

— Нет. Не замужем.

— А родители?

— Сирота.

— А в больницу-то как залетела?

— Не помню. С памятью проблемы, доктора руками развели и выписали.

— По голове, что ли получила?

— Да, а как не помню.

— А руки? — прищурила глаз Домна.

Лена ладони повертела, пятна шрамов разглядывая:

— На гвозди налетела. Упала и прямо на них ладонями. Потому на фронт не взяли.

— А чего в эвакуации делала?

— В детском доме воспитателем работала.

Чем больше она говорила, тем больше удивлялась складности само собой получающихся ответов, и тем больше уверялась, что говорит правду.

— Ох, девочки, мужичка бы сейчас. Пусть не обнял, но хоть за столом посидел! — размечталась Вера. — Проредило Россию-матушку, одни бабы остались. Бядааа…

— Новый год, все плохое прочь! — отрезала Домна. Разлила остатки наливки в две кружки. — Давайте выпьем за то, чтобы в наступившем году все сладилось и наладилось. Чтобы живы все были, здоровы и сыты. Остальное и неважно совсем.

Дроздов не один пришел — с девушкой. Красивая, статная, серьезная, только явно не с Сашкой — на Николая все смотрела. А Дроздов за Феклой ухаживал, нервируя Валентину.