Послесловие к подвигу

Правда, теперь ему разрешали в качестве инструктора летать на двухместном самолете с очень лаконичным объемом задания: взлет, зона, посадка. В передней кабине всегда сидел курсант, которого надо было готовить к самостоятельному пилотированию, обычно румын или итальянец, реже - немец. Лишь изредка разрешали ему полет на одиночном боевом "мессершмитте", но всякий раз как бы случайно горючего заливали в баки лишь на тридцать минут, не больше. "Вот и выходит, что я своими руками обучаю всю эту сволочь, которая потом проследует на Восточный фронт, - мрачно думал Федор. - Может, взять в очередном полете да и врезаться в землю с одним из таких пассажиров?" Но, задавая такой вопрос, он тотчас же себя пресекал: "Невелика честь отдать свою жизнь за какого-нибудь воспитанного Муссолини, пропахшего макаронами сопляка. Уж чего бы проще было тогда руками задушить самого Хольца. Все-таки полковник". Прикрывая широкой ладонью трубку, чтобы при очередной затяжке ни одна искра не нарушила светомаскировки, Нырко выпускал за окно в звездное небо одно облако за другим, продолжая свои размышления. "Нет, бездарное самоубийство - удел слабых. Самопожертвование - акт совершенно иной. Но оно должно быть таким, чтобы гибелью своей ты ошеломил врага, содрогнул его и, если можно, уничтожил как можно больше людей, одетых в фашистскую форму. Нет, мой час ещё не настал, и я дождусь своего часа!"

Вынув изо рта догоревшую трубку, Нырко на ощупь отыскал на столе пепельницу, пододвинул к себе. Он вдруг вспомнил, что когда-то, уже давно, увидев эту трубку в его руках, Лина оживленно воскликнула: "Какая красивая! И чертик что надо. Дай посмотреть. - Она нежно погладила трубку и улыбнулась. - Федя, а можно я оставлю её себе. Ты летчик, и тебе вредно курить".

Тогда он застенчиво улыбнулся и неуверенно возразил: "Бери, конечно. Только эта трубка, она знаешь...

она со мной всегда и на земле, и в воздухе. А курить я не курю, только понарошку дым пускаю". - "Она у тебя как талисман, - догадалась Лина. Тогда ты мне её не давай, пускай у тебя остается".

Потом эту трубку в обломках его разбившегося истребителя нашел Сережа Плотников и вернул уже в госпитале во время своего единственного, первого и последнего визита. Брал её в руки и веселый интендант Птицьгн и, возвращая, сказал: "Хороша, едят тебя мухи с комарами". Федор заботливо обернул её носовым платком и спрятал в карман грубошерстных брюк немецкого покроя. "Нет, дорогие друзья, погибшие и сражающиеся, - прошептал он грустно, никто из вас не имеет права сказать, что майор Нырко когда-нибудь может дрогнуть перед врагом. Никто!"

15

Рано утром неожиданно появился полковник Хольц.

В последнее время он всегда появлялся неожиданно. Потолкается в учебном центре несколько часов, забежит в ресторанчик чего-нибудь наскоро перехватить и гак же внезапно, как и появился, исчезнет. Сейчас он был в новом парадном мундире с ярко начищенными пуговицами, и на обычно худощавом лице сияла откровенная радость.

- О, дорогой господин Нырко, пока вы безмятежно спали, солдаты вашего гарнизона за одну ночь построили трибуну на целых двести персон. Послезавтра под ажурным тентом на новеньких скамеечках будут скдэть самые почетные гости, в том числе и ближайшие помощники министра авиации.

- Ив честь чего все это произойдет? - деликатно улыбнулся Федор.

- Мы будем проводить большой праздник по случаю выпуска первой группы пилотов, состоящей из румын, немцев и итальянцев. Так сказать, символ того, что вся Европа сражается против большевизма. Не буду от вас скрывать, начинается наше генеральное наступление на юге России, и этому отряду летчиков предстоит сражаться у Волги, сопровождать могучие колонны наших "юнкерсов", которые будут бомбить Сталинград, - захлебнулся Хольц. - Но это ещё не все, господин Нырко. Я не сказал самого главного. Вам доверяется, как лучшему инструктору, открыть пилотажем этот праздник.

- И мне на этот раз зальют горючего в баки больше, чем на тридцать минут полета? - издевательски спросил Федор.

Хольц поморщился.

- О, господин Нырко, это была недопустимая выходка, к которой я не имею никакого отношения, и ещё накажу виновных! - воскликнул он с фальшивым возмущением. - Но давайте забудем... Вы покажете мастерский пилотаж, а потом после завершения праздника, вам на этой только что построенной трибуне будет торжественно присвоено звание капитана люфтваффе.

- Неужели! - воскликнул на самом деле удивленный Федор, и вдруг широкая ликующая улыбка появилась на его лице.

- Рады? - всмотрелся в него холодными серыми глазами Хольц.

- Так ведь ещё бы! - взмахнул руками Федор. - Звание капитана... это же новенькая форма, да и окляд побольше, чем я получаю. Ведь так же, Вернер? - Ок давно уже усвоил, что в тех случаях, когда называет Хольца по имени, тот сразу добреет.

- О да, Федор! - воскликнул он и сейчас. - Я вижу, в вас просыпается настоящий эпикуреец. Еще немножко внимания. Сегодня вы отдыхаете, завтра весь день готовитесь к полету, послезавтра в десять ноль-ноль полет... а дальше почести.