Послевкусие: Роман в пяти блюдах

— То, что начало происходить с нашими авиакомпаниями после Одиннадцатого сентября, ужасно, правда? — спрашивает она, заворачивая в пленку остатки салата. — Когда я летела в Лас-Вегас, у меня из чемодана вынули вязальные спицы! Прямо из чемодана, представляете? Кстати, я могла бы что-нибудь связать и для нашей драгоценной Хлои. Это ведь так приятно — вязать для кого-то. У меня всего один внук, но я его почти не вижу, — говорит она и поджимает губы. Я хочу спросить ее почему, но она, словно предвидя мой вопрос, добавляет: — В каждой семье свои проблемы.

Внезапно эта фраза кажется мне самым глубокомысленным и верным замечанием из всех, что я услышала за сегодняшний день.

Позднее, когда отец уходит, чтобы проводить Фиону, Ричард говорит, что мне должно быть стыдно.

— За что? — спрашиваю я.

— Во-первых, за то, что закатила глаза, когда она заговорила о Лас-Вегасе. Твое высокомерие ощущается просто физически.

Затем он говорит, что я недооценила умственные способности Фионы.

— Иностранные языки даются не всем, — говорит Ричард, и мне кажется, что сейчас он напомнит мне, как я в старших классах получила «двойку» по французскому. — Ты, — надменно заканчивает он, — просто сноб.

И это говорит человек, который носит кроссовки от «Прада» и пошитые вручную рубашки! Однако вслух я этого не произношу.

— А с чего ты взял, что она не дура? Ты что, успел проверить ее ай-кью, пока я переодевала Хлою? — (Ричард фыркает.) — Ну хорошо, может быть, она просто развита несколько однобоко, — говорю я, вспомнив о ее верном замечании насчет семей. Правда, Ричарду я об этом не сообщаю, чтобы не признать свое поражение.

Я сама не понимаю, что меня смущает в Фионе. Да, она сильно отличается от моей матери, но ведь когда-то это было главным условием, чтобы завоевать мою дружбу. Хлоя потянулась к Фионе сразу, восхищенная ее качающимися пластиковыми сережками и браслетами, которые Фиона великодушно позволила ей немного погрызть.

Какое мне дело до того, с кем ходит на свидания мой отец? Я знаю, что это эгоистично, но сейчас мне просто не хочется ни с кем общаться. С другой стороны, довольно неприятно, когда твой отец, восемнадцать лет проживший вдовцом, внезапно распускает хвост, как павлин, и начинает за кем-то ухаживать.

Я наконец понимаю, в чем главная проблема: я приехала в город, который считала хорошо знакомым, а он успел измениться. Да, я регулярно приезжала в Питсбург, но уже двадцать лет здесь не живу. С тех пор, как умерла мать. Все эти годы я чувствовала ее зов, словно призрак той женщины, которая хочешь не хочешь, но была частью нашей с отцом жизни, все еще присутствовал в этих стенах, в материи занавесок, в щербатых фарфоровых чашках, стоящих в кухонных шкафах. Однако теперь я ее не слышу, вот так. И если меня печалит, что призрак рассеялся, то главным образом потому, что из дома его вытеснила такая будничная, домашняя и кроткая женщина, как Фиона О'Хара.

Фиона и отец часто проводят вместе вечера и гораздо реже — ночи. Иногда отец приглашает меня и Хлою поужинать с ними в каком-нибудь ресторане, а иногда Фиона приходит на ужин к нам. Когда отец отвозит ее домой на своей машине, он возвращается поздно ночью. Однажды он приехал уже утром и, приняв душ и переодевшись, сразу укатил на работу. Приятно, что он пытается приобщить меня и Хлою к их жизни, но все же, когда он приглашает меня на ужин с Фионой, я почти всегда отказываюсь. Я чувствую себя виноватой в том, что мешаю едва-едва наладившейся личной жизни отца.

Что я делаю целыми днями? Готовлю. Готовлю до тех пор, пока холодильник и морозилка доверху не набиваются блюдами, достойными лучших ресторанов. Я сделала несколько чизкейков, одни сладкие, другие острые, пять различных лазаний и десять различных супов — всего этого достаточно, чтобы получилась целая глава поваренной книги. Именно это я и говорю отцу и Фионе — что пишу книгу по кулинарии, поэтому сама должна опробовать все рецепты.

— Я думаю, нужно устроить вечеринку, — говорит Фиона, когда как-то вечером помогает мне убирать посуду. Остатки ужина она засовывает в мороженицу, потому что в холодильнике уже не хватает места. — Вы только посмотрите, сколько у нас еды!

И тут я разражаюсь слезами.

— Мира, — тихо говорит Фиона и подходит к столу, где я сижу, спрятав лицо в ладонях.

Покачиваясь на высоченных каблуках, она склоняется надо мной и сжимает меня в объятиях, прижимая к себе так крепко, что я чувствую запах ее духов, сладкий и немного отдающий мускусом. От этого я начинаю плакать еще сильнее, потому что в довершение всего мне становится стыдно, что Фиона мне не нравится.

— Может, поиграем в банко? Вечером, в четверг, — шепчет мне в ухо Фиона. — Теперь моя очередь принимать гостей. Обязательно приходите. Я вас познакомлю со своими подругами. Устроим вечеринку. Ваша еда будет очень кстати. Ну же, скажите, что придете.

Я понятия не имею, как играют в банко, наверняка эта игра не в моем вкусе.

Фиона разжимает объятия и легонько тычет меня в макушку своими длинными ногтями.