Читаем Послевкусие: Роман в пяти блюдах полностью

Джерри, выпустив этот маленький снаряд с самым благодушным видом, берет ручку и с готовностью ждет. На этот раз его взгляд устремлен на Джейка, который, как с удовольствием замечаю я, совершенно ошеломлен этим предложением. Джейк поворачивается к Итану, но тот не обращает на него внимания, ибо сверлит взглядом Джерри. Он даже медленно кладет обратно на тарелку пончик, который как раз собирался надкусить; взгляд Итана мрачен, на лбу собираются морщины. Проходит несколько секунд, прежде чем он находит, что сказать.

— Интересное предложение, — удивленно произносит Итан, и в его голосе слышится неподдельное восхищение. Что ж, по крайней мере, он способен оценить неординарный ход. — Итак, госпожа Ринальди называет свою цену и условия, а господин Шоу должен решить, что он будет делать: покупать ресторан или продавать свою долю? — Итан произносит это медленно и четко, взвешивая каждое слово, чтобы Джейк понял, о чем идет речь. Джейк берет листок бумаги, что-то пишет на нем и делает знак Итану. Тот подходит, и они что-то быстро обсуждают. — Хорошо, мы согласны, — с улыбкой говорит Итан и продолжает: — Скажите, а вы с госпожой Ринальди случайно не оговаривали заранее сумму, которую хотите нам выставить?

По тому, как он это произносит, видно, что он обо всем догадался. Итан внимательно следит за мной и Джерри. На этот раз в его голосе нет и тени снисходительности, только глаза блестят от волнения. Итан не сводит с меня глаз — ясно, теперь он понял, что недооценил мою решимость. Глядя ему в глаза, я едва заметно усмехаюсь, надеюсь, эта усмешка разозлит его еще больше.

— Совершенно верно, джентльмены, оговаривали. И после тщательного анализа пришли к выводу, что стоимость «Граппы» составляет два с половиной миллиона долларов.

Глава 11

Все, что я должна была почувствовать в тот момент — волнение, печаль, гнев, разочарование, радостное возбуждение, — внезапно заслонило одно острое, почти непреодолимое желание: съесть тарелку супа с рублеными листьями салата эскариоль. На жирном курином бульоне, с листиками горьковатого салата и с тертым пармиджано реджано. С массой черного перца. А к нему кусок теплого хлеба с хрустящей корочкой и бокал красного вина. Большой бокал. Я перевожу взгляд на Джейка, недоумевая про себя, можно ли считать подобную реакцию нормальной, но Джейку сейчас явно не до еды. Разве только в качестве еды буду я, насаженная на вертел. Даже через стол видно, как на его висках пульсируют жилки, и он трет их руками. Своими мозолистыми, со следами ожогов и порезов, руками. Руками, которые я так любила.

После взрыва заготовленной Джерри бомбы и оглашения наших условий встреча быстро заканчивается. Итан обещает связаться с нами, как только обсудит с клиентом поступившее предложение. Мы встаем, Джерри и Итан пожимают друг другу руки. Итан протягивает руку и мне, и я пожимаю ее, хотя мне этого не хочется. Джерри обменивается рукопожатием с Джейком, после чего уходит, оставив нас вдвоем, и мы стоим, неловко опустив руки, похожие на двух отставших в эмоциональном развитии идиотов, каковыми, по сути дела, и являемся.

Когда я выхожу из зала, ко мне подходит Джерри.

— Все получилось как нельзя лучше, Мира. Мы их прижали к стенке. Что-то мне подсказывает, что скоро мы встретимся вновь.

К Джерри подходит секретарша и протягивает ему блокнот с розовыми листочками. Пока Джерри его просматривает, она, уже уходя, бросает:

— В одиннадцать часов у вас конференц-звонок. Вы опаздываете.

Джерри торопливо прощается и убегает, успев сказать, что, как только будут новости, он со мной свяжется.

Я смотрю на часы. Ланч начинается меньше чем через час, и мне едва хватит времени, чтобы добраться до Нижнего Манхэттена и переодеться. Я звоню Тони, сообщить, что уже еду, и на прощанье спрашиваю, сколько салата эскариоль осталось у нас в кладовке. Сегодня я хочу себя немного побаловать, и единственное, что может меня удовлетворить — помимо немедленной капитуляции Джейка, — это острый вкус супа. К тому же сегодня мне больше не удастся перекусить, поскольку сразу после запарки с ланчем у меня занятие по управлению гневом.

Опасаясь оказаться в кабине лифта вместе с Джейком и Итаном, я захожу в дамскую комнату, надеясь, что за это время они успеют убраться из здания. Я мою руки, стараясь не смотреть на свое отражение в зеркале. Мне очень неудобно в строгом деловом костюме, который я извлекла из шкафа поутру. Я купила его еще до беременности, и пиджак, даже расстегнутый, мне тесен. Когда я наклоняюсь над раковиной, где-то на спине подозрительно трещит. Волосы растрепались, под глазами черные круги — спасибо каналу «ТВ Лэнд» и коктейлю из вина и валиума, которым я накачалась, готовясь к утренней встрече.

Перейти на страницу:

Все книги серии Приятное чтение

Уик-энд с мистером Дарси
Уик-энд с мистером Дарси

Что общего может быть у профессора английской литературы из Оксфорда Кэтрин Робертс, женщины упрямой и острой на язык, и застенчивой Робин Лав, администратора среднего звена из Северного Йоркшира?Их объединяет страстная любовь к творчеству Джейн Остин, обе постоянно ассоциируют себя с героинями ее произведений. Именно поэтому они отправляются на ежегодную конференцию, посвященную любимой писательнице. Кроме того, личная жизнь обеих героинь зашла в тупик.Кэтрин и Робин надеются, что уик-энд в поместье, где будет проводиться конференция, позволит им на некоторое время забыть о своих проблемах. А может быть, идеальный мужчина, который, по их мнению, сохранился только в романах Остин, сойдет со страниц книги в реальную жизнь… И цепь событий показала, что уик-энд с Джейн Остин не закончится без маленькой интриги и романтического приключения.Впервые на русском языке! Перевод: Ольга Ратникова

Виктория Коннелли

Любовные романы / Современные любовные романы / Романы

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее