Послевкусие: Роман в пяти блюдах

Позднее, когда я все-таки спускаюсь в подвал в поисках дрели, я обнаруживаю, что кто-то, вероятно Фиона, навел внизу порядок. Обычно свою разномастную коллекцию инструментов (ржавый молоток, шурупы и шайбы, набор отверток и дрель с потертым шнуром и неполным комплектом сверл, которые всегда оказывались не того размера) отец хранил рядом со стиральной машиной в ящике из-под апельсинов. Вместо гнилого деревянного ящика теперь стоит ящик для инструментов «Крафтсман» с небольшим, но впечатляющим набором новеньких фирменных инструментов. Теперь у отца имеется не только дрель, которой можно пользоваться, не опасаясь получить удар током, но также наборы креплений и крючков для картин и два вида гаечных ключей — короче, я нашла все, что нужно, чтобы повесить новый прибор. Ну что ж, думаю я, захлопывая ящик для инструментов и несильно, но сознательно пиная его ногой, теперь, когда у меня есть все необходимое, я могу сделать это в любое время, когда захочу.

На следующий день я не могу вылезти из кровати. Стоит хмурое февральское утро, небо мутное, как грязная вода, того и гляди пойдет снег. Вчера я легла спать рано, сразу после того, как уложила Хлою, под утро проснулась и прибавила температуру на обогревателе, потому что в комнате было холодно, потом снова проснулась, потому что стало слишком жарко. В конце концов до меня смутно дошло, что не в порядке мой внутренний термостат. После чего я уже толком не спала, а ворочалась, лишь время от времени проваливаясь в тяжкую дремоту.

Отец поднимается ко мне наверх, потому что я не в силах встать, несмотря на громкий плач Хлои. Он полностью одет, значит, уже позднее утро. Отец входит в мою комнату с Хлоей на руках, но, едва взглянув на меня, немедленно уносит ее обратно и укладывает в кроватку. Через минуту он возвращается с автоматическим градусником и сует его мне в рот, веля держать под языком, словно я пятилетний ребенок. Я слышу, как в соседней комнате он одевает Хлою. Градусник начинает пикать, но у меня нет сил его вынуть. Вместо этого я просто открываю рот, и градусник падает на подушку, оставляя мокрое пятно. Когда я вновь открываю глаза, отец стоит возле меня с Хлоей на руках и смотрит на показания градусника.

— Хм, — вот и все, что он произносит.

Потом приносит мне стакан холодной воды и тайленол и говорит, что мне нужно отдохнуть.

В течение всего дня я то прихожу в себя, то вновь проваливаюсь в забытье, я полностью потеряла представление о времени. Когда я в очередной раз открываю глаза, за окном темно. Надо мной склоняется отец, и я спрашиваю, где Хлоя. Он отвечает, что она спит.

Я прихожу в себя только через два дня, во вторник. Фиона переселилась к нам, предположительно для того, чтобы ухаживать за Хлоей, но я не могу отделаться от мысли, что она просто дожидалась подходящего момента, чтобы поглубже запустить коготки в моего отца. А вот и она — входит ко мне, с трудом удерживая в одной руке поднос. На ней фартук в оборочках и брюки из лайкры.

— Чепуха. У меня полно неиспользованных дней от отпуска, — отвечает Фиона, когда я начинаю благодарить ее за то, что она взяла на себя заботу о Хлое. — Мне это даже нравится, все равно что в пятнашки играть, — говорит она и смотрит на часы. — Сейчас приедет ваш папа, он посидит с ребенком, а я уйду в спортзал. Ни о чем не беспокойтесь, дорогая, Хлоя в полном порядке.

Когда я прошу принести ее, Фиона отвечает, что она играет в своем манеже и лучше оставить ее там, к тому же я могу ее заразить. Потом она вынимает из кармана фартука радионяню и включает в розетку рядом с моей кроватью.

— Ну вот. По крайней мере, будете ее слышать.

Сквозь помехи доносится слабый голосок Хлои. Мне не нравится тот покровительственный тон, которым со мной разговаривает Фиона, но у меня нет сил спорить, и я падаю на подушку, мокрая от пота.

— И вот, — говорит она и кладет на кровать стопку журналов, поставив рядом поднос с тарелкой супа и стаканом имбирного пива. — Вдруг захотите почитать.

Кроме «Питсбург мэгэзин», в стопке лежит свежий номер «Космополитен», в котором я обнаруживаю статью о самой модной сейчас сексуальной игрушке, и журнал под названием «Чэннел», где опубликовано интервью с Чингисханом, взятое медиумом Джоном Эдвардом.

Фиона щупает мне лоб. Этот жест кажется мне и по-матерински заботливым, и каким-то робким, словно Фиона пытается со мной сблизиться, а зачем — можно только догадываться. Он вызывает во мне воспоминания о матери, которая почти не питала ко мне материнских чувств. Я смотрю в лицо Фионе: у нее добрый и мягкий взгляд, она действительно хотела утешить меня и ждет одобрения с моей стороны. Я же вместо того закрываю глаза и утыкаюсь лицом в подушку, стараясь найти местечко попрохладней, чтобы прижать к нему гудящую от боли голову.