Зачем-то я проснулся очень рано – в комнате стоял зимний сумрак. Суббота. И чего мне не спится? Было трудно заставить себя покинуть теплую постель, но делать там больше было нечего. Я подошел к окну: на улицы стеной обрушился ливень. Что ж, еще один день пройдет в хмуром брожении по квартире. Впрочем, откровенно говоря, просто не было желания даже нос на улицу высовывать, так что жаловаться не на что.
Свет зажигать я не стал – было в сумраке что-то приятное, как покров тайны.
Очень хотелось чаю. Не кофе, а именно чаю. Но, зайдя на кухню, я замер. Посреди стола белела папка.
Я взвыл. Софи умерла. Я помнил ее очень хорошо: всегда немного странная, но в целом милая, общительная, отзывчивая и – одинокая.
Перед глазами закружил выпускной: яркие платья одноклассниц и отчего-то грустный взгляд Софи. А все-таки хорошо, что я не ходил на эти встречи – последний раз я видел ее прекрасной, как предрассветная звезда.
Я сидел за столом с огромной кружкой горячего сладкого чая и неотрывно смотрел на картон.
– Софи, твоя последняя загадка лежит передо мной.
Я улыбнулся, вспоминая ее лукавые, как у лисички, глаза, и все-таки решил развязать эту чертову папку.
Первое письмо
Письмо так и не было отправлено Джули, оно лежало в папке, прямо сверху. Я не стал вынимать его, было страшно прикасаться к абсолютно белому листу, исписанному ее мелким, всегда спешащим куда-то почерком. За столько лет он (надо же!) совершенно не изменился, а вот сама Софи, кажется, изменилась до неузнаваемости.
Я сделал глоток из чашки и подошел к окну. Ощущение было такое, словно я окунулся с головой под лед. Захотелось курить, но я давно бросил, впрочем, так ли давно?
Дождь на время прекратился, и я, быстро одевшись, все-таки выскочил на улицу: ужасно хотелось курить.
Небо было тяжелым и словно злым, а лужи – глубокими; голые деревья заставляли вспомнить строки из письма, словно голос из прошлого.
Я стоял у подъезда, вдыхая табачный яд. Надо же, я порядком забыл вкус своих любимых сигарет. Я всегда курю только их, если только не решаю бросить курить. Я смотрел, как клубится мутный дым и растворяется в пасмурном воздухе декабря. Я не мог понять, что изменилось в моей жизни с ее смертью, точнее, с вестью о ее смерти.
Мы не общались уже очень давно. Да что там! Мы не виделись 8 лет, 8 долгих лет…
Хотя я не могу сказать, что мы были большими друзьями, только в старших классах стали по-настоящему общаться. И все-таки я снова курю. Разрыв отношений, едва не дошедших до свадебных колец, не заставил меня спуститься за пачкой, а картонная папка с неотправленным письмом – вот, пожалуйста!
Может быть, просто странно умереть в 25? Просто она первая из нас?
Снова началась эта ужасная морось. Под ногами валялось два окурка, я бросил третий и вдруг понял:
– Сколько же я тут стою?
Я порядком замерз и поднялся к себе. Морок вроде прошел, но у зеркала я вновь замер:
– Почему ты умерла? Софи, умница Софи, что случилось?